Мое мнение? Она была очень зрелой. Я бы сказал, спокойной и тихой, в хорошем смысле слова. Казалось, Макико всегда наблюдала за всеми издалека. В разговоре не перехватывала инициативу и не была душой компании: сперва, казалось, она просто важничает, но, однажды поговорив с ней, я понял, что она бесхитростна и прямолинейна. Однако изредка, когда она была крайне взволнована, вдруг начинала тараторить без остановки, как автомат. Это, на контрасте с ее обычным спокойным состоянием, ошеломляло.

Она сейчас в Токио? Значит, родила дочь? И кто ее муж?

А, значит, это не тот парень, с которым она встречалась в университете.

Парень, с которым она встречалась? Я его никогда не видел, но, кажется, он учился с нами в одном университете. Похоже, они были из одной группы. Да, я слышал, начали встречаться на втором курсе, а после выпуска сразу поженились. Значит, это были просто слухи. Слухи всегда живут своей отдельной жизнью.

Почему она попросила о помощи именно меня? Что ж, я даже сейчас точно не знаю.

Это не назовешь серьезной помощью, да и я наверняка не был незаменим. Возможно, она решила, что у меня просто есть на это время. Возможно, потому что я сам был родом из Ниигаты, а это недалеко от К., пусть я и не бывал там ни разу.

В основном я занимался тем, что носил оборудование — если можно так назвать магнитофон и папку с документами, которые я всюду таскал с собой. Ну, тогда как раз выпустили переносные модели с функцией записи. А еще я помогал расшифровывать интервью.

Это было довольно трудно. Записывать нужно все слово в слово, а расслышать что-то временами было мучительно сложно. Особенно рассказы старшего поколения — я долго бился над тем, чтобы разобрать, что они говорят, пока уши не привыкли к местному говору. Я тоже из региона Хокурику[32], но здесь даже в соседних городах могут быть разные диалекты, свои словечки, а у пожилых людей есть к ним особая склонность.

Было трудно, но задача выглядела очень интересной.

На тот момент прошло больше десяти лет после инцидента. Спустя столько времени это происшествие стало больше похоже на притчу или городскую легенду, если можно так сказать. Простите, это, конечно, не лучшее слово для описания тех ужасных убийств. Они оказали сильнейшее влияние на всех выживших и очевидцев, на всех жителей города.

Однако по прошествии времени люди, которых множество раз допрашивали, смогли наконец оставить это в прошлом. В процессе переживания многие каким-то образом смогли создать свою версию событий — раз за разом вспоминая и рассказывая об этом, они все время что-то подправляли, улучшали и систематизировали. Возможно, поэтому было так увлекательно слушать их, как казалось, отрепетированные рассказы.

Интереснее всего были разные версии одних и тех событий от разных людей — это заставляло задуматься о том, насколько эфемерной может быть реальность.

Люди искренне верят в то, что их слова — это фактическое описание увиденных ими событий, но мало кто задумывается над тем, как все-таки сложно достоверно описать то, что ты видел. Это скорее невозможно. Убеждения, уловки восприятия и памяти разных людей формируют совсем разные описания одних и тех же событий. Знания, полученное образование и даже черты характера неизбежно влияют на их точку зрения на произошедшее, создавая когнитивные искажения.

Поэтому, кажется, абсолютно невозможно узнать, что же произошло на самом деле. Исходя из этого, необходимо признать, что все написанное в учебниках или газетах не более чем общий знаменатель — информация, совпавшая во всех доступных источниках. Наверняка всем известно, кто кого убил, но даже непосредственные участники вряд ли осознаю́т все факторы и условия, приведшие к событию. Другими словами, правду знает только всевидящий бог — если он, конечно, существует.

Помню, придя к такому заключению, я сильно расстроился. Я ведь изучал право. Оказалось, очень самонадеянно было верить, что человек может судить другого, опираясь на достоверные факты — их, выходит, и вовсе не существует.

У меня тоже остались воспоминания об убийствах, но я тогда учился в начальной школе, и они сводились к тому, что все взрослые были крайне взволнованы, потому что произошло нечто столь ужасное.

Согласившись помочь Сайге, я решил изучить газеты того периода, чтобы разобраться с хронологией событий. Однако она сочла это абсолютно необязательным, поскольку хотела избежать любой предвзятости в расследовании. Так что я не посвящал этому много времени и сил. Сайга выдавала мне не только деньги на проезд и питание, но и каждый день платила жалованье, так что для меня это была своего рода подработка в небольшой поездке.

Сайга какое-то время сама подрабатывала, чтобы профинансировать это расследование, — правила домашние задания, работала в магазинчике, торговавшем бэнто[33]. Она приступила к работе и ни секунды не сомневалась, стоило ей принять решение. Сайга даже рассчитала точное количество рабочих часов, необходимых, чтобы заработать нужную сумму.

Мы остановились в гостевом доме минсюку[34] — в разных комнатах, разумеется. Мы много раз возвращались в К. и каждый раз останавливались в одном и том же гостевом доме у станции. Практически каждую ночь мы проводили вдвоем за расшифровкой интервью. Хозяева наверняка приняли нас за исследователей местного фольклора.

Да, расшифровывать было очень трудно.

Час или два, казалось, пролетали незаметно, но это крайне утомляло. В день мы опрашивали несколько человек, и кассеты все продолжали копиться. Было важно хоть в общих чертах записать каждый рассказ, ведь по возвращении в Токио практически не получалось найти нужное место на записи. Это походило на зубрежку перед экзаменом — помню, я точно так же ездил в Токио и обратно, сдавая вступительные экзамены в университет. Я приезжал в столицу и занимался, не отрываясь, ровно до того самого момента, как нужно было отправляться на экзамен.

Сайга была предельно серьезна. Не припомню, чтобы она говорила без необходимости. В конце дня, закончив трудиться, мы могли немного поговорить перед сном, открыв баночку пива. Вот что я помню.