Задним числом я могу удивляться, что не заметил знака, не почувствовал, что нужно сложить одно с другим. В то же время это совершенно естественно. Что толку в сложении фрагментов, если конечный результат получится доселе невиданным, из ряда вон выходящим?

* * *

Помню вышедший перед выборами рекламный ролик социал-демократов, снятый Роем Андерссоном. Припев «ома-ома-ма» и пронзительный гитарный рифф на фоне кадров с изображением общества, в котором отсутствует всякое сочувствие. Ролик заканчивался вопросом: «Почему мы должны заботиться друг о друге?»

Я так и этак покрутил в голове мысль о том, что давление, которое я ощущаю, предчувствие грядущих изменений или катастроф, вызвано давлением в обществе, которое связано с выборами. Что-то, что должно было случиться, вошло в свою заключительную фазу.

Утром после выборов на входе появилось объявление, приглашающее жителей дома принять участие в обсуждении перевода прав аренды в жилищные права. У меня было весьма смутное представление об этом вопросе, и я не обратил на объявление особого внимания, а вместо этого пошел в город, чтобы поискать признаки изменений.

Я был молод. Мне нужны были большие эмоционально заряженные сдвиги, я не обращал внимания на мелочи вроде объявлений. Я одновременно был и проницательным, и легковерным. Сидел в кафе, ходил по улицам и изучал лица людей и их манеру держаться. Указывало ли что-нибудь на то, что теперь мы начали заботиться друг о друге немножко больше?

Нет. Возможно, я просто проецировал свое собственное чувство одиночества на ближнего своего, но единственное, что я замечал вокруг, была все та же изоляция и замкнутость в собственных мирках. То единение, о котором говорили социал-демократы, возможно, было только мечтой в воображении Улофа Пальме, букетом увядающих роз.

Погруженный в свои мрачные мысли, я вернулся домой. Во дворе встретил Эльсу. В этот раз с ней была девочка примерно того же возраста, что и Деннис. В одной руке она держала веревочку от надутого гелием воздушного шарика в виде кролика. Эльса рассказала, что они были в Скансене и теперь идут домой пить сок и есть булочки. Наученный горьким опытом с Деннисом, я не стал вступать в разговор с девочкой, сказал только что-то одобрительное про ее шарик и пошел своей дорогой.

Когда я наполовину поднялся по лестнице, то услышал крик и обернулся посмотреть, что произошло во дворе. Через перила увидел, что девочка упустила свой шарик. Он медленно двигался с потоком воздуха, а внизу болталась веревочка.

Двумя скачками я спустился с лестницы, надеясь подпрыгнуть и схватить шарик, пока он не улетел, рассудив, что я на пару десятков сантиметров выше и на много лет младше, чем Эльса. Пробежал какое-то расстояние в их направлении, но остановился и не смог отвести взгляд.

Шарик замер. Абсолютно неподвижно он висел в воздухе посреди двора, в трех метрах над землей. Эльса и девочка тянулись за ним, но не доставали. Я подошел к ним, встал на цыпочки, схватился за веревочку и вернул шарик девочке.

И я, и Эльса смотрели в ту точку, где только что был шарик, как будто пытаясь рассмотреть невидимый стеклянный потолок, паутину или еще что-нибудь. Но ничего не было видно.

– Должно быть, давление воздуха, – сказала Эльса и дотронулась до виска. – В голове тоже чувствуется, мне кажется.

– Точно, – сказал я и только в этот момент осознал свистящее, давящее ощущение в черепе. Потер лоб и сказал: – Просто привыкаешь как-то.

Эльса с девочкой поднялись на следующий этаж, держа шарик на уровне своего тела. Когда они поднялись на пролет над моим потолком, веревочка снова вырвалась у них из рук и шарик устремился в небо.

* * *