— Слушай меня. — Максимов опять перешел на командирский тон. — Разбиваемся на группы. Серый, Липа — наблюдение. Пропускаете мотоциклиста к мосту и быть в готовности срезать его, когда попытается вернуться. Группа захвата — я, Полищук, Конь и Ворон. Группа обеспечения: Якут, Харитон и Гаврила, старший — Краб. Отдельное задание Барсуку. Когда начнем пальбу, режь кабель. И оставь подарок для связистов. Сунутся исправлять повреждение, пусть взлетят на воздух так, чтоб Берлин увидели.

Бойцы тихо гыгыкнули.

— Тихо, жеребцы! — осадил их Краб.

— Позиции уточнять не буду, и так их знаете. — Максимов поднялся на ноги. — Попрыгали!

Одиннадцать человек ничем не потревожили ночную тишину. Только тихо проскрипели мокрые сосновые иголки под ногами. Амуниция у всех была подогнана идеально.

— Вопросы? — И не дожидаясь ответа: — Пошли, ребята!

Часы показывали одиннадцать часов вечера, но было так светло, что Максимов без труда разглядел Краба, копошащегося на дороге. За поворотом еще не затих стрекот проехавшего к мосту мотоцикла, а Краб уже принялся за дело. Через минуту совсем рядом зашелестела трава, и в канаву, где лежал Максимов, свалился Краб.

— Держи, командир. — Он протянул Максимову конец тонкого шнура. — Точно по прямой, смотри вон на ту березку. Как машина сровняется с ней, сразу дергай.

— Молодец. — Максимов похлопал его по мокрому до нитки бушлату. — Давай к отвилке. Скоро поедут.

Краб одним рывком выбрался из канавы, пригнувшись, Добежал до опушки и пропал в темноте между деревьями.

«Хорошо, что хоть в лесу темно, — подумал Максимов. — Есть куда отойти. А то лежим, как зайцы на меже, за версту видно».

Впереди за дорогой тянулась пустошь, плавно спускающаяся к речке Лаве. И на ней действительно в бинокль сейчас можно было рассмотреть каждый бугорок.

«Одно хорошо, Ворон в таких условиях не промахнется». Максимов через плечо посмотрел на опушку, там затаился снайпер группы Ворон. Кличку получил за длинный нос и угрюмый вид. А снайпером был от бога. С двухсот метров попадал в подвешенную на нитке гильзу. С такого расстояния, как сейчас, Максимов был уверен, Ворон и с закрытыми глазами стопроцентно положит две пули в стекло водителя легковушки и бронебойно-зажигательную — в капот БТРа. Это на тот случай, если не сработает мина Краба.

Справа, со стороны поместья, стал нарастать низкий рокот. Максимов подобрался, дыхание стало прерывистым, а сердце бешено заколотилось в груди. Намотал на левую руку конец шнура, правую положил на автомат, чтобы сразу же дать сигнал к атаке, если не сработает мина, и стал ждать, вцепившись взглядом в белую полоску березы, торчащей над кюветом у дороги.

Машина, мягко качнувшись на рессорах, вывернула с грунтовки на шоссе.

Рейнхард Винер сел удобнее, распахнул кожаное пальто, пришлось надеть (ночи стали прохладными, особенно когда с моря нагоняло тучи), достал сигарету. Чиркнул зажигалкой.

Сидевший рядом с водителем оберштурмфюрер вздрогнул и оглянулся,

— Герр Винер, снайпер видит горящую спичку за километр, — процедил он, плохо справляясь с раздражением.

— Думаете, он не заметит нашу машину? — усмехнулся Винер и лишь после этого выпустил дым, загасив язычок пламени.

Оберштурмфюрер поджал и без того тонкие губы и отвернулся.

«Все правильно: если не ставить солдафона на место, он совсем перестанет тебя уважать, — подумал Винер. — Я прекрасно знаю, как ты относишься к очкарику из Берлина, неизвестно за что получившему звание подполковника. А ведь мы ровесники… Ты даже звание мое произносишь через раз и с такой рожей, словно жуешь лимон. — Винер с ненавистью посмотрел на мясистый, коротко стриженный затылок оберштурмфюрера. — Такие, как этот вояка, здоровые и наглые, с крепкими кулаками и румянцем во всю щеку, варварски верили только в физическую силу, которую по скудоумию возвели в культ. Они и представить себе не могли, что существует иная, высшая сила — сила разума, дисциплинированного, холодного и острого, как клинок. Именно разум творит и разрушает миры, используя жизнерадостных кретинов вроде этого оберштурмфюрера, как рабочий скот и пушечное мясо».

Винер отвернулся к окну. Оберштурмфюрер был слишком ничтожной фигурой в той глобальной шахматной партии, что разыгрывалась сейчас в Европе. Тратить время и умственные усилия на него — непростительное транжирство.

С самого утра Винера распирала радость человека, совершившего величайшее открытие. По сравнению с ним находка Трои Шлиманом — не более чем изыскания гимназиста, раскопавшего старинный склеп в родовом имении. Винер был уверен, что с сегодняшнего дня его имя навеки вписано в анналы истории. И для этого не потребовалось рисковать жизнью на русском фронте. Это не для него. Пусть так стяжают славу и бессмертие унтер-менши — низшие существа, неспособные возвыситься мыслью над бренным существованием. Он, Рейнхард Винер, сегодня прикоснулся к бессмертию. Великий артефакт, мифическая Чаша, бередившая фантазии многих поколений мистиков, сама шла к нему в руки. Только бы добраться до Кенигсберга.

Ich will von keiner Freude wissen

Muss ich des Grales Anblick missen…

Es sei mein einzges Streben,

Fortan mein ganzes Leben.[11]—

пропел себе под нос Винер, не в силах больше сдерживаться. Хотелось хоть намеком выдать величайшую тайну, о которой знал лишь он один. Один во всем мире.

— Простите, герр Винер?..

Оберштурмфюрер Руст повернулся к пассажиру, за жизнь которого отвечал головой перед самим рейхсфюрером и поминал этот приказ недобрым словом по нескольку раз в день. И успел увидеть в заднем окне, как под следующим за ними в десяти метрах БТРом лопнула багрово-красная вспышка.

Через мгновенье взрывная волна вышибла заднее стекло, засыпав салон мелкими осколками. Руст инстинктивно пригнулся, закрыв голову руками. Водитель дрогнул всем телом и сверху навалился на Руста. Машина пошла боком, угрожая свалиться в кювет. Руст вывернул руль влево, одновременно оттолкнув водителя плечом.

Голову водителю разнесло пулей, лобовое стекло забрызгало мозгами так, что разглядеть дорогу было невозможно. Глухой удар в капот — как гвоздь в стену забили, и двигатель, чихнув, заглох.

— Партизаны! — заорал Руст во все горло.

Эту команду он отлично выучил еще в Белоруссии. Не без удовольствия отметил, каким мертвенно бледным сделалось лицо Винера. «Береги штаны, сосунок. Это война, очкарик, это война!» — мелькнула злорадная мысль. А руки сами собой уже передернули затвор автомата.

Руст дал длинную очередь прямо через стекло водительской дверцы. В это время левая рука, нырнув за спину, лихорадочно искала крючок на двери справа. Едва заслышав щелчок замка, Руст оттолкнулся и кубарем выкатился из машины.