И мне пришлось проторчать в приемной чертову прорву времени! Планы оказались сорваны, и шеф устроил мне отменную выволочку по телефону за то, что долгожданная волшебница появилась на утреннике в джинсах. К концу третьего часа, вероятно, у меня сделался столь свирепый вид, что хорошенькая секретарша за рецепцией постеснялась предлагать седьмой по счету кофе.

Наконец в приемную словно тень скользнул Владислав и тихо произнес:

– Марк Федорович ждет вас.

– Не прошло и трех часов! – поднимаясь, процедила я сквозь зубы и, сердито стуча каблуками, прошла к кабинету. Только накрепко заколоченные в подсознание отцом-военным кое-какие правила приличий не позволили мне толкнуть дверь ногой.

Внутри кабинет оказался большим и светлым. Везде, куда ни глянь, лежали бумаги, чертежи. На рабочем столе рядом с современным компьютером громоздилась неровная башня пухлых папок. На стене висела черно-белая картина с ягодицами из скандального цикла Алексея. Алая роза действительно была нарисована в виде татуировки.

По-моему, идея повесить в рабочем кабинете столь пикантную часть тела являлась либо проявлением дурного вкуса, либо эпатажем. Применительно к Марку Протаеву я затруднялась сказать, к какому из двух вариантов склоняюсь.

Он перехватил мой взгляд, изучающий полотно.

– Возможно, вы не поверите, но картину собственного брата я приобрел на аукционе. Заплатил целое состояние. – Марк поднялся и вышел из-за стола. Высокий, худощавый, одетый в простую футболку и кашемировый кардиган. – Зоя?

– Если вы попытаетесь извиниться, что заставили меня ждать два часа и… – я демонстративно глянула на наручные часы, – пятьдесят шесть минут, то я швырну в вас пакетом. Я знаю, что вам совсем не жаль.

– Вы правы, мне не жаль, – моментально согласился негостеприимный хозяин.

– Несерьезный поступок для такого серьезного человека. Из-за вас я лишилась квартальной премии.

Не обратив внимания на мое ворчание, Протаев расположился на кожаном диванчике, закинув ногу на ногу. И как только последний хам может выглядеть столь привлекательно?! Я поймала себя на том, что бессовестно таращусь на него.

Марк указал на кресло:

– Присядете?

– У вас четыре минуты. – Я села.

Стало ясно, что смерть брата Протаев обсуждать не собирался. Для чего тогда попросил о встрече? Чтобы в течение трех часов я любовалась на шикарный офис, а потом развлеклась светской беседой? Глупость какая-то!

Нас разделял низкий стеклянный столик, скрытый разложенными чертежами. Протаев без слов положил поверх бумаг пухлый конверт. Не нужно было обладать экстрасенсорными способностями, чтобы догадаться, что внутри лежала пачка банкнот.

– Деньги? – Не без интереса я заглянула в конверт и обнаружила новенькие, хрустящие купюры, видимо только-только снятые с банковского счета. – Вы так настойчиво предлагаете мне деньги, что прямо в грех вводите. За что на этот раз?

– За кольцо брата. – Марк выглядел предельно серьезным. – Я хочу его вернуть.

– Привыкли улаживать все вопросы с помощью конвертов? – усмехнулась я и, признаться, с сожалением отложила взятку. Если бы моя проблема решалась столь простым способом, то кольцо досталось бы Протаеву совершенно бесплатно!

– Здесь сто тысяч, – сухо заметил мужчина. – Недостаточно?

– Вполне достаточно. Для побрякушки, купленной ровно в двадцать раз дешевле. – Я с насмешкой заглянула в лицо противника. – Но что мы будем делать с пальцем?

– С каким еще пальцем?

– С этим! – я выставила средний палец, демонстрируя колечко. Судя по ошеломленной гримасе, на секунду исказившей лицо собеседника, жест, как и планировалось, получился хулиганский. – Для меня он бесценен.

У него поползли на лоб брови. Очевидно, он силился понять причину отказа от невероятно выгодного предложения.

– Поверьте, я не набиваю цену, просто кольцо не слезает. – Для наглядности я даже помахала рукой и, заметив, как Марк вперился в украшение, пожалела, что в выходные поленилась сделать маникюр. Но когда за тобой гоняется злобный призрак, меньше всего думаешь о красоте ногтей. – Предлагаете уступить вам и палец?

Некоторое время тянулась неприятная пауза.

– Четыре минуты прошли. Позвольте откланяться. – Я грациозно поднялась с кресла, но тут взгляд зацепился за конверт на столе. – Вы все еще собираетесь обвинить меня в вымогательстве?

– А должен?

– Ну, раз подавать в суд, то хоть за дело! – пожав плечами, с самым наглым видом я вытащила из конверта две оранжевые купюры и пояснила:

– Одна – моральная компенсация за потерянное время. Вторая – за потерянную квартальную премию.

Мужчина молчал, сохраняя непроницаемую маску. Чувствуя себя уличным скоморохом, разыгравшим шутовское представление, я поскорее распрощалась:

– Удачи.

Только в приемной до меня дошло, что пакет с треклятыми крыльями так и остался в кабинете. Как назло, секретаря не оказалось на месте, поэтому вещи пришлось забирать лично. Возвращаться после столь триумфального ухода было изощренным унижением.

Не стучась, я приоткрыла дверь и заглянула внутрь комнаты. Засунув руки в карманы, Протаев стоял у окна. Ссутуленные плечи и бессмысленный взор кричали о нечеловеческой усталости. Застав противника в столь уязвимом состоянии, какое зачастую прячут даже от родных, мне стало ужасно неловко.

Марк не сразу вышел из тягостных раздумий.

– Извините, но я оставила тут… – сконфуженно пробормотала я и, подобно мышке, прошмыгнула за забытыми крыльями. Стук каблуков в настороженной тишине звучал неприлично громко. Меня охватило смехотворное желание разуться.

– Скажи, что солгала, – прошелестел тихий, разрывающий душу голос.

– Что? – Вцепившись в пакет, я остолбенела и почти с ужасом уставилась на хозяина кабинета. В его глазах светилась боль, какую не способен вынести один-единственный человек.

– Скажи, что просто хотела заработать денег и он не мертв. Я не знаю тебя, мне наплевать, кто ты и откуда тебе известно о нем… о Леше. Пожалуйста, скажи, что все ложь.

Мы смотрели глаза в глаза. Два совершенно незнакомых человека, связанных одной смертью. Он молил вернуть ему надежду, создать призрачную иллюзию, за которую можно было бы цепляться, как за соломинку, чтобы не сорваться и жить дальше. Просто жить, как получится.

– Так ведь? – с мучительной интонацией настаивал Марк.

– Нет, – мой голос прозвучал неестественно. Боже, никогда прежде слова не давались с таким трудом. – Ты поэтому меня позвал сюда? Хотел услышать, что он жив?

На лице мужчины ходили желваки. Руки в карманах узких брюк сжались в кулаки.

– Мне жаль, – тихо вымолвила я.

Дверь бесшумно закрылась за моей спиной. Не поднимая головы, я прошла через приемную и, лишь попав на улицу, поняла, что задыхаюсь от слез.