Он подкинул монетку. Бросок вышел неуклюжим, и он не сумел поймать четвертак. Тот отскочил от края стола и приземлился на ковер решкой вверх. Эфраим нагнулся и поднял монетку.

Кажется, она слегка нагрелась. Или нет? Он почувствовал головокружение, легкий приступ тошноты, как в прошлый раз, на секунду помутилось в глазах, но в остальном… ничего.

Может, он слишком быстро встал: никакого волшебства. Эфраим вышел в комнату, но мать все еще спала на диване, как он ее оставил. Если бы желание исполнилось, сейчас мама должна была быть на работе.

Он почувствовал себя идиотом. Ведь и правда начал верить – и хотел верить, – что монетка исполнит его желания. Он кинул оба четвертака в копилку и закрутил крышку.

Он хотел выкинуть и записку, но не смог ее найти.

Еще секунду назад лист лежал на столе, но теперь пропал. Эфраим порылся в мусорной корзине на случай, если бумага упала туда, проверил весь пол, но записка бесследно исчезла.

Вот теперь он начал всерьез опасаться за собственный разум.

На следующий день Эфраим проснулся от вкусного запаха жареного бекона.

Лампа у кровати все еще была включена, но ее свечение тонуло в солнечных лучах, льющихся из окна. Когда Эфраим сел, «Властелин колец» в твердом переплете соскользнул с кровати и упал на ковер. Он поднял толстый том и попытался расправить смятые страницы, загнув их в другую сторону, но стало только хуже. Тогда он закрыл книгу, надеясь, что внушительный вес сам все исправит.

Толкина читала Джена, и Эфраим решил ее впечатлить тем, что сам прочитал роман, заинтересовать девушку, но та просто не заметила, как он таскал томик между занятиями весь последний месяц. Сейчас, когда занятия в школе закончились, пришла пора вернуть книгу в библиотеку. Спасибо фильмам и Интернету, можно было притвориться, что прочел, если выпадет шанс поговорить с Дженой.

Эфраим положил «Властелина» на стол, взял смятую футболку, понюхал подмышки и тут же скомкал – ее явно стоило постирать еще пару дней назад. Он ненавидел спать в одежде. Такое чувство, будто не спал вовсе, а день просто плавно перетек в следующий день.

Как ни странно, корзина для белья оказалась пустой. Он стирал одежду на прошлой неделе, но так и не нашел времени, чтобы вытащить ее. Открыв шкаф, он обнаружил, что все вещи аккуратно разложены по ящикам – так укладывала мама, когда на нее находило желание заняться хозяйством.

Он вытащил свежую рубашку, попытался пригладить волосы и пошел на звуки звякающей посуды.

Завтрак уже стоял на столе. Настоящий завтрак. На тарелке красовалась горка хрустящего бекона, бумажная салфетка впитывала жир. Рядом – французские тосты и стакан апельсинового сока.

– Доброе утро, соня, – мама улыбнулась ему от плиты. – Я уже собиралась тебя будить.

– Мам? – Эфраим вошел на кухню. В воздухе плавал дымок, но не от сигарет, а от чего-то жарившегося в масле. – Что ты делаешь?

– Я подумала, что тебе не помешает хорошее начало летних каникул. Не жди такого же каждое утро.

– Но… ты же не готовишь.

«Больше не готовит». Он уже привык к холодным бутербродам, овсянке из бумажных пакетов или холодному печенью «поп-тартс» из фольги, когда опаздывал. Эфраим уже не помнил, когда последний раз мама вставала раньше восьми утра, не говоря уже о том, чтобы была одетой и радостной.

– Милый, все в порядке? – спросила она.

Когда он проходил мимо плиты, мать с нежностью положила руку ему на плечо. Поцеловала сына в щеку, затем потрепала по и так взлохмаченным волосам.

– Ты вчера поздно вернулся, так ведь? – сказала она. – Я просто поставила кофе.

В углу кухонного стола стояла небольшая кофеварка. Сияющая, из яркого хрома и черного пластика.

– Когда ты ее купила?

– Ты заболел? Дай я посмотрю лоб, – она потянулась к нему, но сын отпрянул.

– Я не болен! – Эфраим схватил кружку и наполовину наполненный кофейник. Пахло лучше, чем от растворимого «Фолгерса», который предпочитала мать. А вкус оказался просто замечательным. Эфраим поставил кофе на стол и уселся. – Мама, как ты?

– Хорошая попытка. Вообще-то, я о тебе беспокоюсь. Ты сам на себя не похож.

Кто бы говорил. Мама казалась другим человеком и выглядела лучше, намного лучше, чем обычно. Золотисто-каштановые волосы расчесаны и связаны в высокий хвост, благодаря чему мама выглядела на несколько лет моложе. У нее был здоровый цвет лица, и еще она казалась стройнее.

– Что ты встала так рано? – спросил Эфраим.

Она поставила перед ним тарелку с омлетом:

– У меня есть небольшое дельце. Называется «работа». Когда-нибудь ты все об этом узнаешь.

Как будто он не подрабатывал ради нее и не вкалывал в летние каникулы, стоило перейти в старшие классы.

– Ты сегодня в утреннюю смену? – Словски иногда ставил ей двойные, чтобы возместить пропущенные часы.

– Вот теперь я действительно волнуюсь. Эф, что-то не так?

– Все в норме.

Он все еще спал? Если так, то просыпаться не хотелось. По крайней мере пока не поест бекона.

– Как прошел последний день в школе? Прости, у нас не было шанса поговорить прошлой ночью. Я заснула прямо на диване.

«Потому что опять напилась». Он пожал плечами.

– Меня наградили, – сказал он.

– Правда? За что? Дай мне посмотреть.

Эфраим пошел в свою комнату и принес маме грамоту. Сел обратно за стол, наколол немного омлета на вилку и отправил в рот.

– Отличная посещаемость, – с тихим смешком сказала мама.

– Что?

– Я горжусь тобой, – она почти сдержалась, но затем рассмеялась. Он отнял у матери грамоту.

– И должна. Я ценю свое образование.

– А дело не в той девушке, которая тебе так нравится? В Джене Ким?

Эфраим поперхнулся:

– Как ты о ней узнала?

– Ты заглядываешься на нее со второго класса. Как называлась та пьеса, в которой она играла?

Он никогда не рассказывал о своих симпатиях матери, да той никогда не было до него дела. Эфраим взял полоску бекона и засунул в рот. Та с хрустом таяла на зубах. Восхитительно.

– Что-то ты вдруг замолчал. За пенни скажешь, что думаешь? – сказала она.

Пенни… монета. Его желание! Он уронил вилку на стол и резко выпрямился.

– Ну а теперь что не так? – Нотка нетерпения прозвучала в ее голосе. Мама вытряхнула си-

гарету из пачки и взяла зажигалку. – Я стараюсь, Эф. Правда, стараюсь.

Он загадал два желания, и оба, похоже, исполнились. Это не совпадение, не галлюцинация, если Эфраим, конечно, окончательно не утратил связь с реальностью.