Натан спокойно смотрел на приближавшегося к ним верзилу.

– Что? Он ничего нам не сделает. Сегодня последний день учебы. Своего рода перемирие.

– А по-моему, он скорее воспользуется тем, что сейчас его некому остановить, – отозвался Эфраим.

У Майкла был своеобразный ритуал: поглумиться над любимыми жертвами так, чтобы они все лето о нем помнили.

Майкл остановился перед ними и скрестил руки на груди, расставив ноги. Он был настолько же низким и толстым, насколько близняшки высокими и стройными, и уже мог похвастаться отвислыми мужскими сиськами. Эфраим слышал, что парень принимал стероиды, решил раскачаться для футбола.

– И куда это ты собрался, Маккензи? – спросил Майкл. – Мы еще не успели попрощаться.

– Мне пора, – сказал Эфраим, отступая. Обычно Натан поступал так же, но на этот раз казался странно беспечным.

– Шутишь? Я его не боюсь, – отозвался он. – Удачного лета, Майкл!

Он поднял камеру, последовала вспышка, разозлившая здоровяка, словно красная тряпка быка.

– Что это с тобой? – спросил Эфраим друга.

Он поморщился, когда Гупал сгреб Натана за лямки рюкзака и ударил о шкафчик. Нагруженный книгами рюкзак смягчил силу удара, но голова Натана откинулась назад и врезалась в тонкий металл. На многих дверцах красовались такие вмятины: по ним можно было проследить за тем, как Натан рос.

– Ох, – выдохнул он. – Прости. Я хотел сказать, надеюсь, это лето у тебя будет хреновым.

Майкл нахмурился и потряс Натана из стороны в сторону.

– Что это ты такой счастливый, Маккензи? Рад, что не будешь видеть меня каждый день?

Волосы друга упали на лоб. Глядя на обидчика сквозь челку, он улыбался:

– К сожалению, я буду лишен удовольствия посещать с тобой летние курсы. Зато ты шикарно на них развлечешься.

Эфраим поморщился. «Натан, не дразни его». Тот всегда страдал от недостатка элементарного чувства самосохранения. Они встретились в первом классе, когда Эфраим полез из-за него в драку, но с тех пор Натан стал еще беспечнее – он знал, что Эфраим всегда его прикроет. Но на этот раз дело зашло слишком далеко.

Майкл с ревом еще сильнее сжал лямки рюкзака.

– Учись прилежно, – прохрипел Натан. – Как же мы без тебя-то в выпускном классе? Это же так увлекательно – остаться на третий год, да?

– Эй, – сказал Эфраим Майклу. – Оставь его.

Некоторые привычки нелегко преодолеть. Он не боялся верзилы, но знал, что не смог бы и побить его. Протестовал для вида. Но Натан никогда не простит, если друг даже не попытается защитить его.

– Хочешь быть следующим? Что, некуда пойти? – огрызнулся на него Майкл.

– Честно говоря, снаружи меня кое-кто ждет… – начал Эфраим.

– Эфраим, я справлюсь, – отозвался Натан.

– Я не могу тебя бросить.

– «Я не могу тебя бросить», – передразнил Гупал.

– Иди, – сказал Натан. – Такую поездку пропускать не надо. Скажи Мадлен, я надеюсь, что ей скоро станет лучше.

– Хорошо. Ты уверен? Позвони мне позже, если… если все еще сможешь звонить, – сказал Эфраим.

– Верно, беги! – рыкнул Майкл.

Эфраим толкнул двойные двери и вышел наружу. Правда, свежим воздухом свободы тут и не пахло, а стояло настоящее летнее пекло, и потому Эфраим немедленно начал обливаться потом.

Он посмотрел на парковку, но нигде не было и следа потрепанного «фольксвагена» миссис Моралес. Или близняшек. Или Джены.

Или школьных автобусов.

Он проверил карманы, но, кроме четвертака, в них не нашлось ни одной монетки: последние мамины деньги ушли на утренний автобус от больницы до школы. Предстояла долгая пешая прогулка.

Несколько машин стояло на парковке, включая черный спортивный БМВ Майкла и подержанный голубой «шеви» Натана. Может, ему стоило подождать друга и поехать с ним; тому могла потребоваться поездка в больницу после встречи с мясистыми лапами Гупала. Но Эфраим не хотел пропустить часы посещений, так что, возможно, пешком получится быстрее. Конечно, можно пойти обратно и попытаться закончить разборку между Натаном и Майклом побыстрее, но в таком случае можно пострадать и самому. Лучше разбираться с меньшим из зол.

Эфраим пошел пешком.

В больничной палате матери не оказалось. Ее вещи тоже пропали, как и пластиковый пакет с кошельком, ключами и сломанными часами неудачливого двойника. Эфраим застыл в панике, уставившись на аккуратно заправленную кровать. Неужели после разговора с врачами мать перевели в психиатрическое отделение?

Он нашел миссис Моралес за стойкой медсестер.

– Миссис Моралес! Простите, мне пришлось забежать кое-куда после школы. Эм. Вы знаете, где моя мать?

Женщина подняла на него глаза:

– Извините?

– Моя мама лежала в палате 302 этим утром.

Она взглянула на свой пюпитр с зажимом.

– В этой палате никто не лежит. Как ее имя?

Эфраим нахмурился:

– Мадлен Скотт. Вы меня помните? Мэри и Шелли предложили подбросить меня сюда после школы.

– Ты знаешь моих дочерей? – В ее голосе прозвучали удивление и недоверие.

– Меня зовут Эфраим, – медленно проговорил он. – Я был здесь прошлой ночью, в приемном отделении интенсивной терапии. Вы приходили, рассказывали мне, как она себя чувствует…

– Я была на смене прошлой ночью, но тебя не помню.

Он слегка повысил голос:

– Но мы долго разговаривали.

– Хорошо, успокойся, дорогой. Уверена, я бы запомнила тебя и твою мать.

– Я тоже так думаю.

Интересно, у миссис Моралес не было сестры-близняшки, которая тоже работала в госпитале? Это ведь наследственное? Но на ее бейджике стояло имя «Джулия Моралес», значит, это точно была та же женщина, с которой он говорил вчера.

Парень глубоко вздохнул:

– Слушайте, вы можете просто проверить? Я знаю, что она здесь. Может, ее перевели… в другую палату?

Маму могли засунуть в психбольницу, если она продолжала настаивать, что ее сын умер.

Миссис Моралес пододвинула к себе черную клавиатуру и начала печатать, бережно нажимая одну клавишу за другой. Длинные ногти покрывал яркий зеленый лак.

– Прости, но ее никогда здесь не было, – сказала она. – Ты уверен, что пришел в ту больницу? Люди постоянно ошиба…

– Компьютер может ошибаться. Скорая привезла ее прошлой ночью.

– Тогда в системе была бы запись, – сказала она. – С чем ее привезли?

– Она… – Эфраим прижал пальцы к стойке поста. – Неважно. Простите за беспокойство.