Сопроводительное письмо, написанное направившим ее ко мне коллегой, было самым заурядным. «Дорогой Гай, – гласило оно. – Я был бы благодарен, если бы ты принял эту женщину. Изначально она обратилась с жалобой на сомнамбулизм, с которым, судя по всему, неплохо справляется, однако он доходит до крайности». Коллега выражал некоторое беспокойство относительно ее дыхания ночью, а в ходе исследования ее сна, проведенного в местной больнице, на электроэнцефалограмме мозга были обнаружены потенциальные аномалии. Тем не менее я определенно не был готов к тем «крайностям» сомнамбулизма, о которых она мне рассказала.

Поначалу я отнесся к ее рассказу скептически. У многих пациентов со столь экстремальными формами «сомнамбулизма», которых мне доводилось наблюдать, в итоге обнаруживались психиатрические или психологические корни их проблем. Например, у женщины, которую я наблюдал несколько лет назад, перерезавшей себе горло и запястья кухонным ножом якобы во сне, или у ирландской девушки, найденной в двенадцати километрах от дома с сумочкой и ключами, – все это расстояние она прошла босиком. То, как сухо и спокойно Джеки рассказывала свою историю, а также явное равнодушие к серьезности своего ночного поведения лишь еще больше укрепляло мой скептицизм. Тем не менее, узнавая о предыстории ее проблем, я стал все сильнее убеждаться в истинной природе ее полуночных заездов.

Проблемы у Джеки начались за десятки лет до нашей встречи. Она родилась в Англии, но выросла в Канаде, где ее сомнамбулизм впервые и дал о себе знать. «Я спустилась по лестнице в гостиную, открыла дверь и стояла в проходе на глазах у моих родителей, – рассказывает она, поясняя свои действия посреди ночи. – Мама перепугалась, а отец просто взял меня за руку, отвел обратно наверх и уложил в постель, и на этом все закончилось. Но я так поступала чуть ли не все время с тех пор, как научилась ходить».

Полуночные выходки Джеки превратились в проблему, когда она начала ходить в походы с другими девочками-скаутами. Стоит ли говорить, что мало кто горел желанием ночевать с ней в одной палатке. Посреди диких канадских лесов ее ночные проделки были особенно неуместными. «Я то и дело рычала, – говорит она, – причем делала это очень громко. Думаю, они боялись, что за ними пришел медведь, так что не хотели спать со мной рядом». Она доставляла немало проблем и тем взрослым, что отвечали за детей в походе. «Я вставала посреди ночи и спускалась к реке. Я уходила в леса. Они не могли со мной справиться, так что меня раз за разом отвозили обратно домой». Она смеется, рассказывая мне все эти истории, однако я могу представить, насколько тяжелым подобный опыт был для ребенка. Возможно, после этого она стала страдать от социальной изоляции.

Для любых родителей некоторые из полуночных выходок Джеки прозвучат до боли знакомо.

Это расстройство сна является одной из разновидностей парасомнии и возникает в процессе глубокого сна, во время которого мы не видим сновидений. Попытка разбудить ребенка в состоянии глубокого сна с большой вероятностью приводит к разговорам или хождению во сне.

Чаще всего по мере взросления подобные проблемы проходят, и лишь у 1–2 % людей приступы сомнамбулизма продолжаются во взрослом возрасте. Джеки – одна из них. Ее приступы продолжились в юности, когда она вернулась в Англию. Именно вскоре после возвращения ее сомнамбулизм приобрел неожиданный поворот. Она снимала жилье у одной пожилой дамы и как-то утром спустилась завтракать. Домовладелица задала ей вопрос, который поставил Джеки в тупик. Она сказала: «Куда ты ездила прошлой ночью?» – Она ответила, что никуда не ездила. «Ну ты уехала на своем мотоцикле», – сказала ей домовладелица. Джеки помнит, что была в полном шоке и замешательстве. Легко понять ее недоумение, когда она это услышала. Ей казалось, что она просто легла спать ночью, как делала это обычно, и, как обычно, проснулась утром. Она сразу же поинтересовалась, был ли на ней шлем. «Ах да, ты спустилась по лестнице со шлемом в руках и уехала», – ответила домовладелица, добавив, что ее не было минут двадцать. Больше никаких свидетельств ее ночной поездки не было, так как она поставила мотоцикл на то самое место, где он всегда стоял.

После еще нескольких подобных поездок Джеки отдала ключи от своего мотоцикла домовладелице на хранение, а потом и вовсе его продала. Она все еще скучает по своему BSA 250. «Потрясающий мотоцикл! Его рев было слышно за несколько миль». Я сказал ей, что удивительно, как она не проснулась от шума. «И правда удивительно», – ответила она.

* * *

Так как же медицина объясняет случай Джеки, все ее сложное поведение – ходьбу, рычание или даже езду на мотоцикле – во время глубокого сна? Нам уже много лет известно, что у некоторых животных, например, у дельфинов, китов и птиц, может спать только одно полушарие мозга, и это позволяет им плавать или летать во сне. Такой сон называют «однополушарным». Водным млекопитающим, очевидно, необходимо быть в состоянии всплывать на поверхность, чтобы дышать, однако им, как и нам с вами, необходим сон, и этот хитрый эволюционный трюк не дает им утонуть во время выполнения жизненно необходимых функций. Кроме того, он подчеркивает важную роль глубокого сна с точки зрения эволюции: если бы от глубокого сна было мало толку, то никакой потребности в этом однополушарном сне и не возникло бы.

У людей, однако, однополушарного сна не бывает. Раньше считалось, что во время сна мозг попросту «выключается»: человек либо спит, либо бодрствует; и никаких промежуточных состояний не бывает. В последние годы было установлено, что это не так.

При отслеживании мозговых волн с помощью прикрепленных к голове электродов, как мы это делаем, изучая сон пациентов, отличительным признаком глубокого, медленного сна является синхронизированная электрическая активность по всему мозгу – медленные волны с большой амплитудой, прозванные «дельта-волнами». Во время приступов сомнамбулизма картина может быть совсем иной. Вперемежку с медленными волнами мы порой наблюдаем мозговую активность, напоминающую ту, которую можно увидеть у бодрствующего человека. Это указывает на то, что человек одновременно и спит, и бодрствует. С помощью электродов, закрепленных на голове, мы можем увидеть лишь ограниченную картину происходящего в мозге – это все равно что заглядывать в комнату через замочную скважину. Нельзя увидеть все сразу. С помощью этой методики удается получить информацию лишь о том, что происходит вблизи поверхности мозга, – происходящее в глубинах остается загадкой.

На мозг, однако, можно взглянуть и другим способом. В 2000 году швейцарским ученым удалось уловить активность мозга во время приступов сомнамбулизма с помощью методики под названием ОФЭКТ (однофотонная эмиссионная компьютерная томография). Для этого пациенту вводится меченый радионуклидами препарат, который предоставляет информацию не о структуре органа, а о его активности. Этот «краситель» – введенный радионуклид – скапливается в областях с максимальным кровотоком, что соответствует участкам максимальной метаболической активности, то есть тканям с максимальной потребностью в кислороде. Ученые научились вводить радионуклиды в течение двадцати четырех секунд после начала приступа сомнамбулизма. Их пациентом был шестнадцатилетний парень, по несколько раз в неделю ходивший во сне. Еще больше впечатляет то, что им удалось проделать все это, уложив его в томограф, чтобы определить участки наибольшей концентрации радиоактивного вещества. Сравнив эти снимки со снимками, сделанными во время глубокого сна, они получили удивительный результат. Оказалось, что во время эпизодов сомнамбулизма область в глубине головного мозга, кора задней части поясной извилины, проявляет очень высокую активность, в то время как активность другого участка, лобно-теменной коры, значительно снизилась по сравнению с состоянием бодрствования. По сути, ученые обнаружили небольшие участки мозга, которые бодрствовали, в то время как весь остальной мозг оставался спящим. Эти участки с повышенной активностью, в особенности поясная кора, участвуют в контроле поведения, связанного с сильными эмоциями. Лобно-теменная же кора, а в особенности префронтальная кора, где активность была снижена, задействованы в планировании, рациональном мышлении и формировании личности. Подобная картина сомнамбулизма, в особенности у шестнадцатилетних подростков, у которых приступы сомнамбулизма зачастую бывают связаны со страхом, совершенно логична. Во время приступов область мозга, ответственная за сильные эмоции, была перегружена, чуть ли не бодрствовала, в то время как участок мозга, отвечающий за логику, личность и планирование действий, продолжал глубоко спать. Судя по всему, такое двойственное состояние мозга, который одновременно и спит, и бодрствует, и объясняет подобные сложные действия: способность взаимодействовать с окружающим миром, будучи не в состоянии рационально мыслить, как при бодрствовании.