— Ваша дочь приняла не одну таблетку, не две и даже не пять, — покачала я головой. — Поэтому я не стала бы делать столь скоропалительных выводов, рассуждая о случайностях. В связи с чем хочу задать вот какой вопрос — допускаете ли вы мысль, что это было самоубийство?

— Самоубийство? Это вам, конечно, в милиции сказали! — махнула рукой Наталья Борисовна. — Наверняка чтобы выгородить врачей, у них одна шайка-лейка. Ну подумайте сами, с какой стати Дине так поступать?

— Хотя бы по причине той самой пресловутой беременности, — предположила я.

— Да что вы! Дина не стала бы так делать! В конце концов не такая уж это проблема для современной женщины, она бы ее решила! — эмоционально заговорила Наталья Борисовна, считавшая, видимо, что ее дочь должна была решать абсолютно все проблемы сама, без всякого вмешательства со стороны матери. — Вот с нами в институте училась одна девушка — она сейчас работает в салоне красоты, — и она умудрилась забеременеть уже на первом курсе. Так вот, мы все…

— А по какой еще причине ваша дочь могла пойти на такой шаг? — я перестала считаться с правилами этикета и довольно бесцеремонно перебивала мать Дины, когда она начинала сбиваться на посторонние темы. — Могло ли быть в ее жизни что-то, что заставило бы ее так поступить?

— Я, право, не знаю, — тряхнула маленькой головкой Наталья Борисовна. — Жизнь — самое прекрасное, самое дорогое, что нам дано! Как же можно добровольно отказываться от столь бесценного дара? Это просто кощунственно! В прошлое воскресенье я ходила в церковь и долго беседовала там с отцом Константином. Он удивительно тонкий человек! Так вот, мы оба с ним пришли к такому интересному выводу…

— Наташа, я сейчас уже уезжаю, — неожиданно пришел мне на выручку заглянувший в комнату Николай Денисович. — Тебе привезти что-нибудь?

Наталья Борисовна, застывшая со вскинутой вверх кистью, встрепенулась.

— Да, конечно! Банку «Нескафе», а то уже заканчивается. И те таблетки, что ты покупал в прошлый раз, — они великолепно снимают не только головную боль, но и общую усталость. К тому же стимулируют работу головного мозга. Да, еще, знаешь…

Наталья Борисовна поднялась и пошла за мужем в прихожую, продолжая пополнять устный список нужных ей вещей. Кстати, списочек выходил не на одну сотню рублей. И мое предположение о том, что в доме Черемисиных не бедствуют, нашло прямое подтверждение.

Воспользовавшись ситуацией, я улыбнулась Игорю с Ларисой и спросила:

— А мы не могли бы поговорить с вами отдельно? К Наталье Борисовне у меня больше нет вопросов, и мне не хотелось бы отвлекать ее от работы.

Лариса только вопросительно посмотрела на мужа, и когда тот, тряхнув массивной головой, коротко произнес: «Да. Идем», заулыбалась и с ребенком на руках двинулась вслед за нами.

В комнате Игоря и Ларисы, в отличие от родительской, где все стараниями Натальи Борисовны пребывало в так называемом творческом хаосе, порядок царил образцовый. Прямо даже, можно сказать, стерильный и немного… казарменный. Мне вдруг стало ужасно любопытно, а как выглядит детская комната? Ведь она должна формироваться одновременно и Игорем, и его матерью, а их приоритеты в быту, чувствуется, весьма разнятся. Даже странно: при столь расслабленной и распущенной матери такой подтянутый и дисциплинированный сын! Видимо, в Наталью Борисовну больше пошла Дина, а в Игоре возобладали гены не материнские.

— Садитесь, — коротким жестом показал Игорь на кресло, покрытое зеленым покрывалом, и сам устроился напротив меня точно в таком же. Лариса с сыном расположились на диване.

— Скажите, пожалуйста, вы навещали Дину на ее квартире? — задала я первый вопрос.

— Иногда, конечно, навещали, — по-прежнему чеканя слова, ответил Игорь.

— У нас дети маленькие, — с извиняющейся улыбкой, словно оправдываясь, проговорила Лариса. — Все время некогда…

— Вы считали это правильным, что она жила одна?

— Я считал неправильным! — категорично заявил Игорь и в подтверждение своих слов резанул ладонью по воздуху.

— Вот как? — заинтересовалась я. — А почему?

— Потому что нельзя ей было одной жить! Вот к чему это привело. Не смогли ей привить самостоятельности и ответственности!

— Но, наверное, она все-таки была самостоятельной, если второй год жила одна? — предположила я.

— Ничего подобного! — не согласился Игорь.

Он резко поднялся с кресла и начал ходить по комнате взад-вперед, чуть ли не печатая шаги, как солдат на плацу.

— Дина не умела отвечать за себя! В доме у нее творился полный бардак. К ней приходило всякое отребье, которое нужно было гнать поганой метлой…

Для убедительности Игорь изобразил весьма говорящий жест изгнания отребья, гостей сестры, поганой метлой.

— Ну, Игорь, зря ты так, — робко попробовала возразить Лариса. — Друзья, конечно, не самые лучшие у нее были, но все-таки Дина нормально справлялась сама…

— Ничего не нормально! — резко прервал ее Игорь. — Я лучше тебя ее знаю. И я знаю, что говорю! Она всегда была инфантильной. Несмотря на то что я младше, я всегда был взрослее и ответственнее. Вот так! И спорить тут не о чем.

— Дина, конечно, была не очень практичной девочкой, но тем не менее доброй, отзывчивой, — примиряюще улыбнулась Лариса. — И достаточно ответственной в отношении себя. Она же работала, сама себя содержала.

— Это неважно! — отрубил Игорь. — Ты видишь, к чему привело ее житье-бытье. Я говорил матери, но с ней… бесполезно.

— То есть вы считали, что Дине лучше жить в семье, так? — сделала я вывод из категоричных высказываний бравого братца погибшей девушки.

— Однозначно! — подтвердил Игорь.

— Но это, наверное, было нереально? — предположила я. — По словам Натальи Борисовны, вам и так здесь тесно. Где же было разместить еще и Дину?

— Ничего, нашли бы место! — Игорь был непреклонен. — В той же детской, например. Тем более что она всегда любила с детьми возиться. И в театр этот пошла наверняка, чтобы к детям поближе быть.

— Значит, Дина любила детей… — задумчиво проговорила я.

Если это действительно так, то вряд ли к собственной беременности она отнеслась бы просто как к досадной проблеме, которую можно решить за один день. Наверняка думала, переживала, анализировала… К какому же выводу она пришла, что решила сделать, как поступить? Может быть, именно нежелание избавляться от ребенка, убежденность, что аборт — это грех, толкнула ее на такой шаг? Но ведь самоубийство — еще больший грех с религиозной точки зрения.

Я бросила взгляд в угол комнаты — там висело несколько икон. Мне стало любопытно, чья же рука их повесила. И вообще интересно, каково было отношение самой Дины к богу?

— Это ваши иконы? — кивком головы показала я.

— Да, — тут же ответил Игорь и заинтересованно посмотрел на меня.