— Тебе очень идет. Давно ты его не надевала.

Радости или сердечности в ее голосе я не уловила. Наоборот, фраза прозвучала так, будто Люба меня в чем-то упрекнула.

Возвращаясь с работы, я все же забежала в магазин и купила несколько пачек печенья: все равно чай гостям предложить придется.

У подъезда я заметила троих молодых крепких ребят. Один из них, в милицейской форме, держал большой полиэтиленовый пакет, и я поняла, что это и есть — они. Из домофона лилась бессмертная бетховенская «элиза»: они ждали, пока Слава доковыляет на костылях до прихожей и откроет.

С легкой растерянностью я подумала: «Ну и что теперь делать? Переждать и зайти чуть позже? Или вместе с ними? Или сделать вид, что я не из той квартиры и подняться на другой этаж? И что потом?..»

Я мысленно «махнула рукой» — а, была не была! — и шагнула вперед.

— Вы, наверное, к Славе, ребята?

Они обернулись и удивленно посмотрели на меня.

— А вы, наверное?.. — начал тот, что был в форме, но как раз в этот миг динамик домофона щелкнул, и раздался Славин голос:

— Да?

— Слава, это я, Наташа. Вместе с твоими ребятами.

Он удивленно хмыкнул и открыл дверь.

Менты вежливо пропустили меня вперед, и мы гуськом поднялись по узкой лестнице на второй этаж. Ключ от квартиры у меня был, но я нажала кнопку звонка. В прихожей послышался приглушенный стук костылей о ковровую дорожку. Дверь распахнулась.

— О, сколько вас! — шутливо воскликнул Слава.

Мы «веселою гурьбой» ввалились в прихожую. Парни разделись, скинули обувь. Прошли в гостиную и по-хозяйски сложили диван: Славе с его поврежденной спиной это было, конечно, не под силу. Потом расселись, подвинули журнальный столик и извлекли на свет божий бутылку коньяка, копченый рулет, полбулки хлеба, какие-то консервы в пестрой банке. Я почувствовала легкий укол обиды. Они что, считают, будто со мной он голодает?

Слава опустился в кресло, отставил костыли и проговорил:

— Ребята, это Наташа. Моя хорошая знакомая. Наташа, а это, слева направо: Виктор, Сергей и Саша.

— Очень приятно, — сказала я.

— Взаимно, — произнес Сергей, мент в форме. — Ну, что, раненый, отметим твое э… выздоровление?

— Не совсем, чтобы выздоровление, — заметил Слава, кивнув на костыли. — Скажем так: возвращение.

— Пусть возвращение, — согласился Сергей.

Я забрала хлеб, консервы и рулет и пошла на кухню.

…После двух-трех порций коньяка некоторая взаимная неловкость пропала, и все пошло, как обычно и проходит на подобных «мероприятиях». Парни рассказывали анекдоты, новости милицейской жизни и забавные случаи из своей практики. Когда все было выпито и съедено, я отправилась готовить чай.

Пару раз до меня донеслись взрывы смеха: разумеется, в дело пошли анекдоты, не предназначенные для нежных женских ушей. Как все подвыпившие люди, гости Славы говорили громче обычного, и один раз я услышала: «А она ничего, Слава. Только…» Только «что» — я не уловила. Хорошо, если бы говоривший не имел в виду нашу разницу в возрасте. А за «ничего» — спасибо.

Когда чайник закипел, я бросила в каждую чашку по пакетику чая, залила кипятком. Составила чашки на поднос и вернулась в комнату.

Посидев еще с полчаса, ребята стали прощаться.

Слава подхватил свои костыли и заковылял за гостями в прихожую.

— Спасибо, парни. Заходите.

— Ну, теперь не так часто, — улыбнулся Виктор, а Саша, посмотрев на меня, шутливо добавил: — Ты в надежных руках.

Погода стояла теплая, но о прогулках на свежем воздухе Слава не хотел и слышать. Я понимала, почему: не очень-то приятно предстать перед соседями и знакомыми неуклюжим инвалидом на костылях.

— Ты мне еще коляску купи! И вози, как столетнего старика! — раздраженно бросил он мне однажды, но я не обиделась, хорошо понимая, что может чувствовать мужчина в подобном положении.

В конце концов, мне удалось убедить его выходить на балкон, правда, Слава старался поскорее сесть на низенькую табуреточку, так что из-за перил была видна лишь макушка его головы.

Вынужденное бездействие тяготило его, и я принесла ему свой ноутбук. Это был старенький «эйсер», но со встроенным модемом, и Слава нашел себе хоть какое-то занятие: выходил на одну из электронных библиотек Интернета, качал детективы и боевики отечественных авторов, а потом читал запоем.

— Колоссальная экономия средств! — говорил он. — А так пришлось бы покупать эти книжки в магазинах.

— Кормилец ты наш! — шутила я. — Ты еще начни их распечатывать и продавать соседям.

— Так принтера нету, — отвечал Слава. — Принесешь с работы — начну.

Его коллеги лишь деликатно позванивали, но больше не заходили. И правда, если даже третий — лишний, то что уж говорить о четвертом, пятом и так далее?!

Мы впервые стали близки через полторы недели после выписки — и к черту Достмана с его ограничениями!

…В тот вечер мы поужинали и, прижавшись друг к другу, сидели на диване и смотрели телевизор. Сова-ночник из ГДР не мигая созерцала нас в полутемной комнате своими огромными круглыми глазами. Я ощутила, как все возрастает напряжение Славы, как его руки блуждают по моему телу под халатом, выискивая самые чувствительные участки с целью возбудить и меня. Пальцы его левой руки проникли в чашечку моего бюстгальтера и принялись нежно покручивать сосок груди, правая рука гладила живот, спускаясь все ниже, до трусиков, в трусики…

Это могло плохо кончиться.

— Слава, пора спать, — пробормотала я. — Мне завтра на работу.

— Нет, — твердо проговорил он, не отпуская меня.

— Что нет?

— Я так больше не могу. И не хочу.

— Но Достман сказал… — неуверенно начала я.

— Достман сделал свое дело, Достман может уйти, — продекламировал Слава.

— Вильям Шекспир?

— Вячеслав Бондарев. Полное собрание сочинений, том первый, страница тоже первая…

В следующее мгновение он накрыл меня своим нетерпеливым телом, распахнул полы халата и потянул трусики вниз. Уже не раздумывая больше над разумностью своих поступков, я лихорадочно обхватила его за плечи и, облегчая ему задачу, приподняла бедра. От его сильного рывка тонкая ткань трусиков затрещала. Пульсирующая страстью плоть, освобожденная из его спортивных брюк, начала яростно и слепо тыкаться в низ моего живота, и я рукой помогла ей найти заветную цель.

— Наташенька, — выдохнул он, войдя в меня. — Наташенька… я люблю тебя.

Слившись в единое целое, мы словно падали в затяжном прыжке с огромной высоты. Звук телевизора утих где-то вдали, и теперь в ушах свистел то ли ветер, то ли горячее дыхание Славы. Или это был шум моей крови — не знаю. Я почувствовала, как по телу прокатилась теплая волна. Я знала, что за ней последует другая, выше и жарче, третья, потом последняя, самая сильная, самая горячая, которая принесет мне волшебный миг женского экстаза.