Илэйн Олссен была эдакой журнального качества блондинкой, по которой Лопес в тинейджерском возрасте лил слезы глухого отчаяния. Она была определенно самой красивой женщиной из всех, с кем он когда-либо встречался, – рослая, фигуристая, с лицом желтовато-загорелым даже зимой; светлые волосы чуть ниже плеч. Глаза у нее были льдисто-голубые, а полные губы чуть приоткрыты, образуя по центру крохотный ромбик. Было видно, как мужчины провожают ее взглядами. Так было всегда. Те, кто сидел сейчас в заведении, спохватывались и отводили глаза, когда замечали, что Лопес отслеживает их взгляды в зеркале над барной стойкой.

Лишь один из мужчин никак не реагировал на присутствие полицейского. Он продолжал таращиться, когда Илэйн усаживалась, и лишь затем непринужденно отвернулся. Он пил содовую, а на тарелке перед ним лежали остатки от куска яблочного пирога. Волосы этого человека были прилизаны к черепу; был он в синей джинсе и ковбойских сапогах змеиной кожи. Рядом с тарелкой на его столике лежала соломенная шляпа, на которой спереди было что-то написано, хотя отсюда не разобрать. Лопес продолжал зондировать того незнакомца, частично из раздражения от того, как тот пялился на Илэйн, но также от ощущения неизъяснимой тревоги, возникшей после того, как их взгляды на секунду встретились.

– Что-нибудь не так? – спросила Илэйн после того, как они дружески поцеловались. В зеркале она посмотрела в направлении, куда был устремлен взгляд Лопеса. – Да, – усмехнулась она, – я видела, как он меня пас. Мурашки по коже.

– Если он снова это сделает, придется мне с ним перемолвиться.

Илэйн притронулась к его губам пальцами; он легонько их поцеловал.

– А это не дискредитирует твое положение?

– Только если я его потом отлуплю.

– Никогда не думала, что закон – такая тонкая вещь.

Она села рядом и скинула с плеч пальто. На ней был красный свитер, облегающий изгибы фигуры так, что захватывало дыхание. Почти машинально он метнул взгляд на того субъекта в приоконном закутке. Тот смотрел через стекло на улицу, но Лопес был уверен, что в том же стекле сейчас отражалась и Илэйн.

Пока они смотрели меню, она заказала бокал белого вина.

– Как прошел день? – поинтересовался Лопес.

Илэйн работала ассистентом прокурора округа и отвечала за связи прокуратуры в Нью-Гэмпшире, что делало ее первым контактным лицом между СМИ и генеральным прокурором. Это означало, что, когда прокуратура занималась каким-нибудь крупным делом или требовалось разрядить обстановку, Илэйн появлялась на телеэкране. Илэйн Олссен была специалистом, занимающимся потенциально взрывными ситуациями. Даже самые жесткие репортеры из числа мужчин мягчали, когда она включала перед ними на полный вольтаж свою улыбку; что до репортеров-женщин, то они просто старались не попадаться ей на пути, чтобы паче чаяния не смотреться в невыигрышном свете.

– По моим стандартам довольно гладко. Офис до наступления праздников хочет максимально подчиститься. Ничто так не фокусирует ум, как перспектива упечь кого-нибудь в тюрьму на Рождество. Погружает тебя в атмосферу праздника. А у тебя как дела?

Он закончил пиво и попросил еще одно.

– Да все то же. Сплошная рутина. Эррол тут ныл насчет оплаты нового снегоуборщика. Ллойду нужны новые штаны…

– Ты ему что, отец?

– Просто мальчишка растет и растет.

Принесли пиво. Он повернул бутылочку к себе этикеткой.

– И еще: Линк Фрэйзер совсем плох. Рак. Извини, – поспешно добавил он, видя, как Илэйн прикрыла глаза. Она жила всего в миле от дома Линка, который был к ней добр, когда она три года назад только переехала в Истон.

– Ты уверен? – спросила она, внутренне совладав с услышанным. – Я его видела всего несколько дней назад. Больным он не выглядел и ни на что не жаловался.

– Я сегодня встретился с Грегом Брэдли. Он говорит, все очень плохо. Похоже, старику уже недолго осталось.

Лопес протянул руку и погладил ее по спине. Вот что хорошо получалось у Ллойда Хопкинса. Лопес знал, что к этой лиге, увы, не принадлежит.

Новость бросила тень на весь их вечер, но все равно они ели, пили и беседовали. Эдди Рид был теперь в курсе насчет Линка и предложил обратиться к его родне с целью выяснить состояние его страховки, чтобы горожане, если что, могли сделать для его лечения посильный вклад. Лопес поблагодарил Эдди, вслед за чем вместе с Илэйн вышел на парковку.

– Ты хочешь, чтобы мы поехали вместе? – спросила Илэйн.

– Было бы неплохо.

– Я бы тоже этого хотела.

Она улыбнулась и прижала его к себе. Поверх ее плеча он видел, как на них смотрит тот тип у окна. Он сухо облизывал губы.

Лопес отстранил Илэйн.

– Ты подождешь минутку? – спросил он.

– Конечно. Что-нибудь случилось?

Из заднего кармана Лопес вынул полицейский жетон и провел рукой по висящему на поясе пистолету.

– Если нет, то скоро случится.

***

Бадди Канцер втихомолку следил за приближением копа-верзилы. Он уже видел его в городе, где тот курсировал по улицам, кивком здороваясь чуть ли не с каждым встречным. Бадди уже выяснил его имя и должность. Лопес представлял собой опасность, и Бадди это знал. За годы у него развился инстинкт хищника примечать тех, кто стоит с тобой вровень или значится выше тебя в пищевой цепочке и в силу этого может оказаться опасен. По возможности он таких избегал. А когда не было иных вариантов, то от них избавлялся. Но копа он еще ни разу не брал. Копы иное дело. Убьешь одного, а другие напустятся на тебя. Есть определенная закономерность в количестве тепла, которое выделяется при убийстве: например, молодые люди, в особенности цветные, его почти не выделяют; женщины и дети выделяют гораздо больше; ну а убить копа это все равно что подставиться под струю огнемета. Вместе с тем для того, что Бадди замыслил осуществить в Истоне, с этим предстоит что-то делать.

Коп был тепло одет, неприкрытыми у него оставались лишь лицо и ладони, так что улучить момент сколь-либо длительного прикосновения вряд ли удастся. Если зайти с копом слишком далеко, то можно загреметь в камеру, а Бадди не мог даже думать, что с ним станется, если он попадет под стражу. Сгноить копа в баре – это дополнительный риск, да и времени на плотную с ним работу не останется. Из опыта Бадди усвоил, что некоторые люди отличаются при прикосновении повышенной чувствительностью. Они как будто ощущают происходящее в них искажение на самом глубинном уровне. Такие типажи опасней всего, и у Бадди в практике они подлежали полному уничтожению, что требовало оставаться с ними в контакте до тех пор, пока они не окажутся подавлены полностью. Он был подобен пауку, вкачивающему свой яд в осу, которая пытается ужалить: если ее не подавить полностью, остаешься уязвим перед смертельной контратакой.

Бадди поднаторел в выявлении особо чутких. Копы уже в силу своей работы повышенно чувствительны, и по этой самой причине он старался по возможности избегать с ними даже поверхностных контактов. Что-то в том, как держался Лопес, говорило Бадди, что он свое дело знает добротно, а значит, держать с ним ухо надо особо востро.