Помню, в прошлой жизни в юности мне довелось не спать две ночи, так я уснул в автобусе по пути в универ. Стоя. Держась за поручень.

А если пойду на турнир невыспавшимся и усталым, никакой талант не поможет, ведь организм не обманешь. Если упаду на ринге, то буду не усиленно вставать, а жадно дрыхнуть, и засчитают нокаут.

Тем временем машина свернула с центральной улицы во дворы и долго ехала мимо пятиэтажек, мимо заборов промзоны, мимо строек, где, будто скелеты динозавров, замерли краны. Буквально физически ощущалось, как истирается грань дозволенного и появляются белые прорехи пустырей, где под снегом не пойми что. Казалось, стоит прикоснуться, и это теневое, недозволенное, вцепится и утянет в мир криминала, и прощайте, Лев Витаутович и пока незнакомый футбольный тренер Белькевич.

Утешали мысли, что даже менты участвуют в таких боях — взять того же Кота-Шрека. Да и Олег туда подался бы, не случись трагедии с братом Алексея.

Ведь не просто так говорят: один раз — не ловелас… Ничего, в общем, страшного.

— На месте, — вывел из раздумий голос таксиста.

Встрепенувшись, я огляделся и, пока вытаскивал мелочь из кармана, пытался сообразить, куда идти. Приехал я в микрорайон, состоявший из пары десятков пятиэтажек. Шрек говорил, нужен магазин в цоколе, он один тут такой. С обратной стороны дома — две железные двери.

— Э, парень, кажется, я знаю, куда тебе нужно. Во-он туда. Видишь крайний дом на возвышенности? Извини, не поеду туда, там горка, ее снегом засыпало — забуксую, у меня резина не шипованная.

Я напрягся и вспомнил, как Шрек говорил, что таксисты в курсе, где проводятся бои. Хотя чего это я, в маленьком городе таксисты всегда в курсе всего. Нужно что-то выяснить — спроси у таксиста.

Взяв деньги, он посмотрел на меня с сочувствием, цыкнул зубом и сказал:

— Ты же биться идешь?

Хотелось как-то оправдаться, что-де к девушке приехал, но я не стал — незачем лишнее вранье, когда он и так все понял и выводы сделал. Да и какое мне дело до мнения незнакомого таксиста?

— Откуда вы знаете?

— Другие сюда не ездят, — ответил он.

— Ну мало ли. А вдруг я зритель?

— Хех, — усмехнулся он себе в усы. — Скажешь тоже! Зритель! Я что, зрителя не знаю? Зритель туда идет нарядный, благоухающий, ибо идет развлекаться, девочку снять, на вас, горемычных, поглядеть, как вы кровью умываетесь. А ты, сразу видно, не в роскоши живешь.

— А если бы я работал там?

— А если б работал, то погнали бы тебя уже поганой метлой оттуда! За опоздание! — прикрикнул он, а потом тяжело вздохнул: — Не ходил бы ты на то рубилово, парень! Поберегся бы. Давай ты туда не пойдешь, а назад я тебя бесплатно повезу?

— Мне надо.

— Надо так надо. Тогда удачи тебе, парень. Она тебе понадобится.

— Спасибо, отец. Хорошего вам вечера! — ответил я, улыбнувшись.

— Бывай.

Машина укатила, и я остался один. Зябко повел плечами и направился к пятиэтажкам. Поднимаясь по обледеневшей улице, чертыхнулся: район был построен по правилам античной фортификации — на возвышенности. Судя по сухим стеблям камыша, тут в низине окрестности летом подтапливало.

До чего же не хотелось идти в этот подпольный бойцовский клуб! Черт, да кого я обманываю? Я не люблю драться! Я же и в бразильское джиу-джитсу пошел, потому что там по лицу не бьют! Хотелось вернуться в общагу, принять горизонтальное положение и заснуть.

Взрослый во мне, тот, что Звягинцев, начал побеждать. Саня, давай домой, не дури! Олег предупреждал, что Витаутович узнает, а тренер сейчас — самый короткий путь к вершине. Без него снова окажешься обычным уборщиком в «Динамо»!

Но настоящий я, молодой Саня Нерушимый, в котором каким-то образом рациональность уживалась с авантюризмом, решил: «Во-первых, талант пропадает. Во-вторых, опыт получу, и, если выиграю да без травм обойдусь, Витаутович, как настоящий тренер, будет доволен. А запрет он поставил, чтобы его бойцы калеками не остались, ибо бережет своих парней. В-третьих, иди-ка ты нафиг, Звягинцев. Это мое тело, мой мир, и мои решения. А я тут деньги на такси у Шрека в долг беру. Это нормально? Нормально, что взрослый мужик побирается?»

Звягинцеву ответить на это было нечего. К тому же сразу после этого короткого внутреннего диалога раздвоение личности исчезло, а я ощутил еще кое-что вроде интуиции: нужно идти и участвовать, потому что это как-то поможет.

И я пошел дальше.

Таксист не обманул: продовольственный магазин, украшенный дождиком, увешанный стеклянными шарами и еловыми ветками, находился в цоколе крайнего дома. По огромному черному стеклу витрины бежал текст:

На другой витрине высвечивался таймер:

Ничто не намекало, что здесь, на краю городской географии, проводится небезызвестное мероприятие: кругом ни души, лишь девочка ведет на поводке черного терьера, помечающего маршрут. Да еще скопление крутых машин возле магазина наводит на мысли о том, что кто-то статусный что-то празднует. «Чайки», похожие на лимузины, но более обтекаемой формы. Массивные «волги», среди паркетников я узнал «ниву». Залип возле огромного внедорожника с открытым кузовом, похожего на «тойоту-секвойю» из моего мира. А это что? Москвич! Мама родная!

Я поймал себя на том, что оттягиваю неприятный момент, и заставил обойти дом. Постучал в одну дверь, синюю с надписью «Посторонним вход запрещен», во вторую, зеленую, в пятнах ржавчины. Подождал немного, снова постучал, но никто мне не ответил.

Чтобы согреться, я собрался обойти здание и в цоколе обнаружил лестницу, ведущую вниз. Спустился, постучал три раза в железную дверь с изображением черепа, перечеркнутого двумя молниями. Еще три раза, и еще три. Замер, прислушиваясь.

За дверью завозились, женским голосом сказали:

— Сегодня прием товара закончен. Уходите.

Чужим охрипшим голосом я произнес кодовую фразу:

— Я привез мясо.

Щелкнул замок, и я засомневался, что все правильно сделал: передо мной стояла самая настоящая сторожиха: в сизом халате, как у школьной технички, с прической «одуванчик», она же «химия», ярко-красной помадой. Было этой даме, обильной формами, на вид лет сорок.

Дверь за моей спиной захлопнулась, отсекая от мира, где все просто и понятно, и я оказался в предбаннике, оплетенном проводами и похожем на электрощитовую. Но дверцы трансформатора распахнулись, выпуская густой сигаретный дух и двух амбалов в белых рубашках и черных брюках. Один обыскал меня со знанием дела и кивнул на напарника:

— Иди за ним.

И я пошел туда, откуда тянуло сигаретным дымом, перемешанным с женскими духами, доносились звон бокалов, вскрики и женский смех.