Стоя в очереди, Кфир был ошарашен проехавшим мимо бронетранспортером. В Израиле, несмотря на то, что по улицам ходит масса военных, среди которых многие с оружием, по городу бронетранспортеры не ездят. Более того, на бронетранспортере сидели солдаты в боевой форме с патронташами и оружием. Для человека, понюхавшего пороха на своем веку, это все равно выглядело как-то сюрреалистично. Интересно, как же это воспринималось москвичами? По-видимому, их город не видал такого со времен Второй мировой войны. Да, это было очень впечатляюще. Тут-то вспомнилась фраза о «дворцовом перевороте», произнесенная в электричке. Все еще ничего не понимая, Кфир все же пообедал в «Мак Дональдсе».

Выйдя из ресторана, он пошел по улице Горького по направлению к Кремлю. Вдоль улицы стояла колонна танков и молодежь с транспарантами. В воздухе буквально ощущалось напряжение. Два чувства боролись в нашем герое. Первое – любопытство. Ощущая, что он наблюдает какое-то историческое событие, ему хотелось увидеть как можно больше и как можно ближе. С другой стороны, он осознавал, что это безответственно, и в данной ситуации никак не касается его прямых обязанностей. Было ясно, что ситуация небезопасна. Решив не быть героем и сказав себе «Это не твоя война. Тебе хватает ее и дома», Кфир спустился в метро на ближайшей станции, взяв курс на посольство.

В посольстве его непосредственный начальник сообщил, что сотрудники уже ночью получали сообщения из Израиля о происходящем в Москве. По дороге к «главному» он добавил, что не исключена возможность эвакуации. Трудно сказать, чтобы Кфир был в восторге от «главного», но на этот раз его выдержка и хладнокровие произвели впечатление. «Ты сегодня вернешься в Одессу. Мы все остаемся на своих местах», – сказал он не спеша. Следует отметить, что благодаря этой решительной политике, Кфир заработал свои первые «очки» в Одессе. Лидеры Еврейской Объединенной Общины не раз вспоминали, кто где был во время путча. Это сравнение явно не было в пользу Джойнта и Сохнута. Кфир сел на вечерний поезд на Киевском вокзале. Все купе было в его распоряжении, и на этот раз никто не беспокоил его по этому поводу. Устроившись и перекусив, он лег спать. Сон был неспокойным. Поезд часто останавливался и подолгу стоял. В предыдущих поездках тем же рейсом такого не было. Иногда во время продолжительных остановок он выглядывал в окно. Часто стояли не на какой-либо станции, а просто где-то в поле. На фоне политического хаоса буквально ощущалось безвластие. Это напоминало какие-то фильмы о революции, увиденные в детстве. Так ехали всю ночь с остановками. То же продолжалось и днем. Жара разморила Кфира, и он продолжал дремать, мысленно отмечая про себя время очередной остановки, совершенно не представляя, где они находятся.

Проснувшись в очередной раз из-за шума, он понял, что они стоят на какой-то станции, по-видимому, большой. Выглянув в окно, Кфир увидел, что они в Киеве. Мелькнула шальная мысль, что не мешало бы купить «Правду» с обращением ГКЧП[7]. Такая газета, как бы ни развивались события, станет историческим документом. Мигом собравшись, несмотря на сонливость, он попросил проводника закрыть купе. На вопрос долго ли они будут стоять, проводник не смог ответить ничего определенного. Добежав до ближайшего ларька у входа на вокзал, Кфир стал в очередь. Очередь шла дугой и где-то посередине меняла свое направление. Таким образом, сначала он мог спокойно видеть поезд. Однако когда продвинулся до середины, время от времени приходилось отходить и посматривать, не тронулся ли состав. Если бы поезд тронулся, он бы без проблем успел добежать.

Наконец подошла очередь. Он купил газету и еще какую-то книгу, что заняло несколько минут, во время которых поезд был вне поля зрения. Когда он вышел на перрон, мимо шел какой-то состав. Кфир сам не понял свою реакцию. Может быть, где-то в сонном подсознании была какая-то уверенность, что его поезд стоит, а этот идет, и не так уж медленно. Тем не менее, он крикнул мужчине в форме железнодорожника, стоящему в открытой двери одного из вагонов: «Куда идет поезд?» Да, странный вопрос. Естественно, что услышав: «В Одессу», – трудно передать, как он рванул. Кфир не подозревал, что мог прыгнуть на такое расстояние. Разгон и прыжок явно не отставали от олимпийских норм. Хуже, однако, дело обстояло с приземлением. Со всей своей энергией и всем весом он приземлился на ногу тому самому железнодорожнику, который оказался начальником поезда. Не стоит повторять, с каким из близких родственников Кфира и в каких отношениях состоял он, судя по его красноречию. Кфир решил более не испытывать его гостеприимство, и чтобы не обнаружить дополнительных родственных связей, поспешил удалиться в свой вагон.

В Одессу приехали на следующий день. В городе ощущалось полное безвластие. Митинги, выступления различных политиков местного масштаба… Не обошлось и без антисемитов. Кто же еще мог быть виноват во всем происходящем? Да, это было интересное время. Невольно вспоминалось китайское проклятие: «Чтоб ты жил в эпоху перемен».

Удивительное было ощущение в эти несколько дней после путча, до возвращения Горбачева из Фароса. В Одессе стояла великолепная погода, город был весь в цвету. Масса отдыхающих, да и сами одесситы в то время не особенно перерабатывали. Было такое ощущение, что все хотели быть на улице, потому что там скорее можно было узнать последние новости. Это непрекращающееся столпотворение использовалось различными политиками мелкого калибра, которые надеялись на гребне беспорядков подняться на более высокую ступень политической лестницы. Ораторы были чуть ли не на каждом углу.

Между тем, несмотря на обстановку, которая по большому счету напоминала какой-то народный праздник, тем, кто задумывался, было не так уж и весело. Бывалые люди даже в таких городах, где не было танков на улицах, понимали, что не ясно, «что день грядущий нам готовит…» со всеми вытекающими из этого последствиями. В некоторых общинах вывозили и прятали исторические документы, которые удалось спасти или раздобыть. Сжигались списки членов организаций и общин. Было ясно, что «гомо советикус» ожил вновь и будет продолжать это делать при малейшем признаке опасности возрождения предыдущего строя. К Кфиру приехали ребята из Николаева, но не пришли на квартиру, а позвонили из автомата, опасаясь слежки. Они встретились на Приморском бульваре. Сообщив о том, что они закопали общинные списки где-то за городом, спросили, какие у Кфира будут указания. Несмотря на некоторую трагичность ситуации, Кфир едва сдержал улыбку. Гораздо позже, оглядываясь назад, он осознавал, что, по-видимому, сам недооценивал, насколько все это могло быть серьезно. Ребят он попытался успокоить, и они договорились о поддержке связи и на всякий случай об условных словах.

Через несколько дней Горбачев вернулся, и все стало успокаиваться, хотя прогнивший фундамент «нерушимого Союза» дал непоправимые трещины.

Именно в это время рухнула единственная синагога на Пересыпи, которой без малого было 100 лет. Здание было аварийным уже давно, но, как известно, в то время такие вещи мало кого беспокоили. Земля на Пересыпи оседает, здания в Одессе построены из ракушника, что делает их особенно хрупкими.