— Хорошо, — неожиданно покорно говорит Эмилия и быстро отводит глаза.

Агате страшно. В большом зале, куда собираются на ночь прозрачные утонувшие люди, совсем темно, и только они сами светятся слабым зеленым светом, как медузы. Чтобы добраться сюда, Агате с Эмилией пришлось плыть вдоль бесконечных, заросших синими кораллами лестниц вниз, вниз — в Агатином родном Венискайле это означало бы вверх, вверх, на те этажи, куда Агатиной команде разрешат ходить только через два, а то и через три года. Агате бы высчитать, что это за зал, — ей кажется, там, наверху, в таком зале занимаются историческими играми старшие команды, — но от зеркального мышления у нее звенит в голове, и Агата бросает об этом думать. А кроме того, Агате сейчас не до мыслей о Венискайле — ей страшно. «Ну чего ты, дурешка? — раздраженно говорит себе Агата. — Им до тебя даже дела нет, спи, спи, сейчас все будут спать», — но как заснуть, когда ты лежишь среди какого-то длиннющего желтого мха, а вокруг слоняются, или играют в «белое-черное» маленькими ракушками, или устраиваются на ночь утопленники? Одна женщина, закрыв лицо руками, клубочком висит в воде и тихо повторяет имя «Каринна», и пробует поймать маленький пузырек с хрупкими буквами, но он разлетается, а буквы гаснут; старый человек, кажущийся Агате очень знакомым, осторожно гладит ее по руке; двое совсем юных ребят, мальчик и девочка, держат друг друга в объятиях, девочка плачет, это понятно, хотя слез в воде не видно. Горькое место, страшное место, и вдруг внутреннийголос издевательски говорит Агате: «Как тебе свобода, красавица?» — «Нормально, — упрямо думает Агата. — Тут красота, и я научилась дышать под водой и могу плавать, когда захочу, и я за всю жизнь столько не видела, сколько сейчас, и… и…» — «И ты все это отдала бы за то, чтобы лежать у себя в спальне, и даже „играть в тень“ и воровать облатки из кухни тебе не слишком-то хочется, а?» — хмыкает внутренний голос. «Спи, — говорит себе Агата. — Тебе нужны силы, спи». «Если не можешь заснуть, надо представить себе, что ты уже спишь, — учил их майстер Норманн. — Лежи, как будто ты заснул, дыши, как будто ты заснул, смотри на изнанку собственных век, как будто ты заснул, — и ты заснешь». Агата делает все правильно — лежит, и дышит, и смотрит себе на веки, и ворочается, и понимает, что уже почти утро, а она все не может и не может заснуть, — и наконец засыпает, и ей тут же начинает сниться кошмар — как холодные тонкие пальцы схватили ее за ногу и тащат в глубину, где она уж точно задохнется. С колотящимся сердцем Агата подскакивает, стукается головой о свод своей маленькой ниши — нет, нет, это не кошмар, это Эмилия, Эмилия шарит по ее ноге, Эмилия пытается залезть Агате в карман и украсть габион.

— Пошла вон! — кричит Агата огромными красными буквами, толкает Эмилию изо всех сил, Эмилия отлетает и врезается в маленькую женщину, звавшую какую-то Каринну, габион вываливается из кармана Агаты и теперь висит в воде, Агата тянет к нему руку, Эмилия бросается вперед, прозрачные зеленоватые лица смотрят на габион, секунда — и Агата ловит камень, еще секунда — и холодные руки хватают Агату за локоть, за плечи, за ноги, кто-то изо всех сил старается разжать ей пальцы, Агата лягается и кусается, но кто-то уже сжимает габион в кулаке, миг — и утопленники отпускают Агату, на человека с глубоким шрамом на виске, схватившего габион, бросается женщина, звавшая Каринну, ее отпихивают, прозрачные люди бьются за камень, как будто от этого зависит их жизнь, старик, показавшийся Агате знакомым, хватает человека со шрамом на виске за горло, на секунду габион повисает в воде — и молодая женщина с криком «Каринна!» хватает его, надевает коготь на палец, еще секунда — и ее нет: она плывет вверх, вверх, вверх.

Эмилия тут, она закрывает лицо руками и медленно садится на мшистый пол, поднимая облачко мутного песка.

— Сволочь! — кричит Агата. — Вот гадина! Я хотела тебе помочь! У нас был план! — Больше всего Агата злится на себя: конечно, Эмилия видела габион, когда Агата показывала его Торсону и Мелиссе. — Ну зачем он вам? — спрашивает Агата дрожащими зеленоватыми буквами.

— С ним мы не высыхаем, — едва различимыми словами говорит Эмилия. — Можно подняться наверх. Можно найти родных. Можно все сказать, все объяснить.

Агата поднимает руки к лицу: они радужные и становятся радужнее с каждой секундой. Она оглядывает зал: в зале почти никого нет, утро, прозрачные люди расплылись искать тех несчастных, кто неосторожно упал в воду, чтобы подняться с ними наверх. Агате нужен тот, кто не побоится радужной девочки; тот, кто все знает про габион, тот, кто со всем разберется, кто поможет Агате вернуться наверх, тот, кто… Дуче! Как же это Агата не додумалась сразу? Дуче спускаются в Венисвайт почти каждый день, дуче ведут дела с ундами, надо только найти кого-то из дуче! Все важные дела Венискайла ведутся в стеклянном Зале Советов, куда Агатину команду приглашают раз в год, чтобы дуче их ва’ похвалил их за все, чему они успели научиться. Агата силится представить себе, где должен находиться Полукруглый зал здесь, в Венисвайте, — наверняка все важные дела ведутся в нем. «Надо плыть вверх, то есть вниз, — пытается сообразить Агата, — и попасть на верхний этаж, то есть на нижний… И там, за Домом Печатников… То есть за тем местом, где у нас Дом Печатников, а здесь… Здесь…» Голова у Агаты идет кругом, ей хочется просто лечь на мох и закрыть глаза, но она не позволяет себе ничего такого. «Выбирайся отсюда, — строго говорит она себе. — Плыви вдоль лестниц вниз, а там посмотрим».

Когда Агата и Торсон устраивали свои тайные вылазки наверху, Венискайл казался одновременно огромным и крошечным: все было так близко — и такое разное, а бегала Агата ого-го как быстро, быстрее Торсона. Но как же ужасно медленно Агата плавает под водой! С завистью Агата смотрит на проносящихся мимо холодных ундов — она даже пробует пару раз спросить у них дорогу в Полукруглый зал, но они вообще не обращают на Агату внимания, ей кажется, они даже специально ее игнорируют. «Вот задаваки! — думает Агата раздраженно. — Хорошо, что мы от них освободились! Рыбехи холодные!» Внезапно у Агаты возникает идея: габо! Габо любят детей, даже человеческих, один маленький габо уже спас ей жизнь — а если… Агата озирается и направляется к большому молодому габо, плывущему, как прекрасная белая пуля, сквозь толщу воды. Габо останавливается и смотрит на Агату. Внезапно Агате становится страшно: она помнит, что габо сделали с Риммером, а она, Агата, все-таки тоже человек, хоть и совсем маленький… «Не тяни!» — раздраженно говорит себе Агата, а вслух произносит:

— Полукруглый зал… Мне нужен дуче… Пожалуйста…

Агата очень надеется, что ее слова выглядят жалобно и просительно, ей кажется, что-то такое вполне удалось — буквы получились кругленькие, детские, розоватые, — но габо смотрит на Агату, как будто не понимает слов или не хочет понимать. Тогда Агата вспоминает, что в стеклянном зале есть огромная скульптура — синий куб с алым венцом и черными лучами, им пока не объясняли, что это такое, но Агата знает, что куб был построен еще до Войны за Свободу, — значит, и тут, в Венисвайте, он должен быть. Агата зачерпывает тяжелого вязкого песка и пытается слепитьиз него кубик — вода быстро размывает песок, но Агата видит, что габо отлично ее понял. Тогда Агата осторожно садится габо на спину, обнимает его — и быстро-быстро, так, что от движения воды у Агаты болят глаза, габо несет ее — но совсем не к стеклянному залу! Вверх, вверх, еще минута — и Агата опять там, где ночуют утонувшие люди, в темном зале, заросшем водорослями.