«Ну ничего себе!» – подумала Лика, но додумать мысль и докраснеть до конца ей не дали. Худенький наголо бритый парнишка, без умолку говоривший с ней о разных пустяках на дикой смеси иврита и английского, потащил ее в соседнюю комнату, украшенную точно так же, как и предыдущая, усадил в оказавшееся здесь парикмахерское кресло (но без зеркала перед ним) и стал красить и стричь. Потом был фен, а еще потом она пошла в уборную, взглянула в зеркало и не узнала себя. Из зеркала выглянула чужая, коротко стриженная брюнетка. Но времени ужасаться, умиляться или удивляться не было, в дверь уже стучали. Лика вышла, и ее тут же усадили на стул, поставленный у затянутой белой тканью стены, и стали фотографировать. Вот после этого ее оставили в покое, сунув в руку бумажный стаканчик с паршивым американским кофе и указав на стоящее в уголке кресло. В этом кресле она и коротала следующие два часа, успев и допить кофе, и подремать, и увидеть Макса, выписывающего чеки и передающего их неприятного вида толстенькому чернявому дядьке. В руки чернявого, к удивлению Лики, ушла и платиновая «Виза» Макса. Правда, взамен Макс получил другую, обычную кредитную карточку и два синих израильских паспорта. Один из них был тут же передан Лике, и, открыв тоненькую книжечку, она увидела себя черноволосую на фото и, уже ничему не удивляясь, узнала, что теперь она Шели Варбург.

Тяжело вздохнув, Лика поправила блузку, провела рукой по своим коротко стриженным, под мальчика, черным волосам и, выйдя из туалета, пошла по длинному салону «боинга» к своему месту…

Следующие три дня прошли в сплошных перелетах. До амстердамского аэропорта «Схиполь», где они славно пообедали в маленьком ресторанчике, ради разнообразия, очевидно, предлагавшем не таиландскую, португальскую или индонезийскую, а самую что ни на есть голландскую кухню. Потом ехали поездами. С пересадками, более или менее краткими остановками то тут, то там, ожиданием в привокзальных кафе и ресторанах, а то и на перронах малых и больших станций, и чутким сном в неудобных креслах переполненных вагонов, проехали через Голландию и всю Германию до швейцарского Цюриха.

В Цюрихе Лика объелась невообразимо вкусными пирожными, поданными молчаливым элегантным слугой на фешенебельной вилле какого-то швейцарского миллионера. Она сидела за кофейным столиком, ела пирожные, запивая их высококалорийным кофе по-венски, а Макс и хозяин дома, широкоплечий импозантный мужчина неопределенного возраста (где-то между сорока и шестьюдесятью), с седыми висками и твердым взглядом карих глаз, что-то неторопливо обсуждали по-немецки, лишь изредка отпивая из своих чашек черный кофе. О чем они говорят, Лика не понимала, так как не знала немецкого языка, и даже по тону разговора не могла догадаться, что бы это могло быть: обмен мнениями, торг или, скажем, вечер воспоминаний.

Закончилась встреча уже затемно, когда тот же слуга, который подавал на стол, менял пепельницы и незаметно выполнял множество других тихих и незначительных на первый взгляд, но необходимых действий, принес и вручил хозяину дома большую кожаную сумку. В сумке оказались какие-то подарочного вида пакеты, перевязанные цветными лентами. Макс небрежно перебрал эти пакеты, сказал что-то по-немецки, пожал плечами и снова сложил подарки в сумку. Хозяин на его реплику виновато развел руками, как будто говоря, ну, извините, чем богаты, тем и рады, и тоже что-то сказал. Потом они попрощались и уехали. Впрочем, если на виллу они приехали на такси, с виллы они уезжали на шикарном «мерседесе» хозяина, который и отвез их в аэропорт, прямо к трапу частного реактивного самолета, на котором они уже и перелетели во Флоренцию…

Ее разбудил Макс:

– Ты извини, девочка, но так много спать вредно.

– Сколько я сплю? – спросила Лика, не открывая глаз.

– Ты проспала десять часов.

– И еще десять просплю. Все равно мало.

– Согласен, но нам следует поесть. Я заказал обед в номер, а после обеда можешь поспать еще. Время еще есть.

Последнее замечание Лику насторожило.

– Куда мы побежим теперь? – спросила она, открыв, наконец, глаза.

– На восемь у нас назначена важная встреча. – Макс, одетый в джинсы и легкую рубашку с короткими рукавами, умытый и выбритый, сидел в кресле напротив и курил сигарету. Рядом с ним на столике лежала пачка разнообразных газет. Почему-то Лику заинтересовали именно газеты. Ей не было видно с кровати, что это за газеты, но она готова была поверить, что Макс может читать и по-итальянски.

– Что это за газеты? – подозрительно спросила она.

– Газеты, – пожал плечами Макс. – Разные. А что?

– Итальянские?

– Нет, отчего же. Французские и немецкие в основном. Тут газетный киоск обнаружился, прямо напротив отеля. А по-итальянски я не читаю.

– А куда мы поедем в восемь? – спросила Лика. Она хотела уже встать, но тут неожиданно обнаружила, что встать никак не может, потому что спала она, как оказалось, совершенно голой.

– Мы встречаемся с одним человеком, который, возможно, развеет наши недоумения, – сказал Макс, как ни в чем не бывало. – И объяснит мне, наконец, что, черт возьми, происходит.

Конец фразы прозвучал вполне зловеще, но Лику занимало сейчас нечто другое. После нескольких секунд лихорадочных поисков она, наконец, обнаружила свою одежду, сваленную неряшливой кучей в промежутке между кроватями; той, на которой спала она, и другой, аккуратно, но не по-гостиничному застеленной, на которой, вероятно, спал Макс. Вывернув шею, Лика смогла рассмотреть краешек белой тонкой ткани, выглядывавший из лабиринта, образованного скомканными джинсами и не менее скомканной блузкой. Очевидно, что это были ее трусики. Задержав взгляд на этом лоскутке, Лика попыталась вспомнить, как они пришли в номер и как она тут раздевалась и укладывалась спать, но ничего определенного вспомнить не смогла.

– Я что, прямо посередине номера раздевалась? – наконец хмуро спросила она.

– Да, – сухо ответил Макс. – Очень поучительное было зрелище. – Но… – поспешил он успокоить вспыхнувшую Лику, – ничего эротического в этом не было. К сожалению. Кстати, учти, у тебя весь зад синий, ну и еще по мелочам…

– Отвернись, пожалуйста, – жалобным голосом попросила Лика, и Макс тут же с готовностью отвернулся. Прихватив по дороге джинсы и сумку, брошенную накануне вечером у окна, она быстро пробежала в ванну и заперла за собой дверь.

В ванной было большое зеркало, но укреплено оно было над раковиной, и Лике пришлось встать на стул, чтобы рассмотреть некоторые детали. Макс был прав. Зрелище и в самом деле было впечатляющее. Впрочем, ничего серьезного при детальном осмотре «синяков и шишек» Лика не нашла. Ну это-то и так было ясно. Она ведь прожила со всем этим почти целых четыре дня, так что, будь у нее что-нибудь действительно серьезное, она бы уже почувствовала. И тут она поймала себя на том, что рассматривает свое тело с несколько иной точки зрения, нежели медицинская. Вспомнив про устроенный накануне «стриптиз», она пожала плечами и, цинично подмигнув своему отражению, подумала: