Не пытался противостоять общественным бедам и Фёдор Никитич Романов. Ни один самый ярый панегирист не осмеливался похвалить его за какие-либо действия в защиту если не справедливости, то хотя бы формальной законности, грубо нарушавшейся при разбирательстве доносов.

Между тем Фёдор Никитич не мог не понимать, что клятвенное обещание Годунова никого не казнить смертью и в особенности не осуждать знатных лиц без согласия Боярской думы не может служить для защиты самих Романовых. Всем известно было, что знатнейших лиц царь Борис не судит. Излюбленным средством расправы над знатью была у Годунова ссылка (которая могла быть замаскирована почётным назначением на дальнее воеводство) и в ней тайное убийство.

Романовы не сказали ни слова против расправ над всеми, в ком Годунов видел соперников. Шпионы царя Бориса не могли найти никаких поводов для обвинения Фёдора Никитича с братьею — но беда приближалась неминучая.

Перемену в Годунове видели все; немногие, как, например, Романовы, хорошо знали, что ухудшение здоровья царя Бориса, заставляющее его судорожно выискивать и сметать все преграды, могущие стать на пути его любимого сына Фёдора к трону, лишь яснее выявило основные черты характера царя-опричника.

Под маской сердечной доброты и милости скрывался жестокий политический игрок, а ещё глубже крылся всё возрастающий, доходящий до безумия страх узурпатора священной царской власти. Уже при восшествии на престол Годунову чудились мятежи, «скопы и заговоры», тайные измены, яды и злые волхвования.

Чем крепче было положение Бориса на троне, чем отдалённее становились реальные угрозы его власти, тем более ужасалась душа царёва без видимой причины. Немало делавший для бедняков и восстановления справедливости, попранной сильными, Годунов со временем стал бояться выслушивать жалобы подданных и принимать челобитные. Неистово жаждавший популярности, Борис начал уклоняться даже от традиционных торжественных церемоний.

Шпионы и доносчики действовали вовсю, пыточных дел мастера старались, как могли. Но поверить в то. что трон защищён от малейшей опасности серьезного заговора, царь Борис, разумеется, не мог. Злохитрый враг мог действовать против него мистически: неблагоприятным влиянием созвездий, дурным глазом, вынутым следом, сожженным волосом или ногтем, сговором с нечистым, каким-нибудь ужасным заклинанием. Преследуя ведовство и поощряя «колдовские процессы», Годунов, естественно, сам старался овладеть этим тайным оружием.

Гадатели, звездочёты, кощунники, ведуны, волхвы и прочий сброд профессиональных мистификаторов наполнили тайное окружение узурпатора.

В деле против Романовых все эти тайные пристрастия царя Бориса объединились. Не получив от шпионов желаемых сведений о боярском заговоре, Годунов убедился, что его противники не иначе как колдуют: ведь не могут же они сидеть сложа руки! Услужливые шпионы поняли мысль хозяина и донесли, что Романовы готовят на царский род злоотравное зелье. Ход был банальный: свой страх перед отравой царь Борис явно демонстрировал, все кушанья его тщательно проверялись; от более тонких способов «изведения» самодержца защищали охраной каждого остриженного с него волоска и ноготка, наблюдением, чтобы никто не вынул след его ноги и т. п.

Романовы были щедры и верны традициям. Служба им гарантировала такую прочность положения, что настоящего изменника этим добрым хозяевам удалось сыскать лишь одного. Им, по словам составителя Нового летописца, оказался служивший казначеем у боярина Александра Никитича Романова прохиндей по имени Второй Бартенев. Он сам явился к главе шпионов, двоюродному брату царя Бориса Семёну Никитичу Годунову с предложением «чего изволите». Семён Никитич с облегчением вздохнул. Он уже утомился впустую пытать людей Романовых, схваченных по различным доносам, и подбивать их оговорить хозяев.

Знаменитый «Новый летописец» — замечательный памятник исторической литературы XVII в. — так рисует механизм расправы Годунова над знатью в контексте занимавшей его составителя темы предательства, высшей степенью которого были «доносы холопов на бояр».

«Искони же враг наш дьявол, — рассказал летописец, — не желая добра роду христианскому, приводя его к последней погибели, вложил в мысль царю Борису — захотелось ему в Московском государстве всё ведать, чтобы ничто от него утаено не было. И помышлял о сём много, как бы то и от кого узнавать.

И положил мысль свою на том, что кроме холопов боярских узнавать не от кого. И повелел тайно научить доносить на боярина князя Фёдора Шестунова человека его Воинка. Тот же Воинко пришёл доносить на государя своего. Царь же тому боярину, на виду у людей, сперва никакого зла не сделал, а того Воинка пожаловал, велел ему объявить о своём государевом жаловании перед Челобитенным приказом на площади, перед всеми людьми, и дал ему поместье, и повелел служить в городовых детях боярских». Дети боярские — младший дворянский чин. То есть царь сделал холопа дворянином, оценив предательство как высокий подвиг. Как и позже, в 1930—1940-х гг., доносы хлынули рекой.

«Люди же боярские со всех дворов, — сообщает „Новый летописец“, — видя такое жалование к тому Воинку, начали умышлять на своих господ, и сговаривались человек по пять или шесть, один шёл доносить, а другие были свидетелями и ему потакали. Люди же боярские, которые не хотели душ своих отдать на дно адское и государей своих не хотели видеть в крови, в погибели и разорении, против доносчиков противились и за государей своих стояли, и они же, бедные, мучимы были: пытали их, и огнём жгли, и казнили, а иным языки резали, иных по темницам сажали. Они же крепились и не посягали против государей своих. Государи же их за их терпение воздавали им многую свою любовь».

Разрушать традиционные отношения, когда все доверенные слуги были холопами (обязанными служить господину до его смерти), а хозяин относился к ним как к членам семьи, было очень опасно. Надвигающаяся на страну гражданская война начнётся уже скоро, в 1603 г., именно восстанием боевых холопов, традиционно сопровождавших хозяев на войне. Но использованный Годуновым механизм расправ был безупречен. Награждать доносчиков было мало. Важно было пытать и казнить честных людей, верных традиционным ценностям. Обе эти меры вместе, пряник и кнут, составляли действительно лучший способ начала массовой «охоты на ведьм». Как и Сталин в XX в., Годунов развязал вакханалию репрессий, основанных на доносах, с целью истребить своих конкретных врагов. И, как позже коммунистический вождь, царь не смог эту смуту в умах контролировать.

«А тех же доносчиков, — отметил Новый летописец, — царь Борис жаловал своим великим жалованием, иным давал поместья, а иным жаловал из казны. А более всех жаловал людей Фёдора Никитича Романова и его братьев за то, что они на господ зло умышляли. И от тех наветов в царстве была великая смута, друг на друга люди доносили, и попы, и чернецы, и пономари, и просвирницы. Да не только эти люди, но и жёны на мужей доносили, а дети — на отцов, и от такого ужаса мужья от жён своих таились. И в тех окаянных доносах много крови пролилось неповинной: многие от пыток померли, иных казнили, иных по темницам рассылали, дома разоряли; ни при каком государе таких бед никто не видел»[27].