Никогда еще на его глазах пленные не вытворяли над собой ничего подобного. Пленным полагается либо ждать выкупа, либо идти на эшафот, где с ними расправится палач. Самоубийство же… Само по себе самоубийство — великий грех, а столь жуткий способ сведения счетов с жизнью — и вовсе необъяснимое варварство.

Язычник умирал тяжело. Корчился, вытянув шею. Хрипел и захлебывался собственной кровью. Видимо, самообладание покидало его вместе с отлетающим сознанием. Зигфрид услышал первый стон: тихий, слабый, едва-едва различимый.

Все внимание барона и его воинов было приковано к иноземному рыцарю со вспоротым животом. Потому и не уследил никто за вторым пленником. Желтолицый кнехт-сигнальщик воспользовался моментом и неожиданно вскочил с земли.

Рыцарь, стоявший подле него с обнаженным клинком, не успел ничего предпринять. Только…

— Ваша ми… — И вскрик стража, брошенного на камни, оборвался.

Прямой рыцарский меч был теперь в руках язычника. Однако пленник не бросился наутек. И не ринулся в битву. Метнувшись стремительной тенью к умирающему господину, он взмахнул захваченным оружием.

Нанес один-единственный удар.

И когда голова самоубийцы отделилась от тела — отбросил меч с видом исполненного долга. Затем спокойно взглянул в лицо Зигфриду.

Что это было? Давние счеты? Или этот желтолицый кнехт, обезглавив старого господина, надеется выслужиться перед новым? Нет, не похоже. В раскосых миндалевидных глазах Зигфрид не видел и намека на холопскую покорность. Страха в них не было тоже. Скорее уж гордость от содеянного. Взгляд язычника был тверд и холоден.

Может быть, слуга просто хотел прекратить страдания умирающего? «А ведь от него тоже ничего не добиться, — отчетливо понял Зигфрид. — Ни пыткой, ни посулами — никак. Даже если он понимает по-нашему».

— Ваша милость, — осторожно подступил к нему Карл. — Что прикажете делать с пленным?

— Слуга не должен поднимать руку на своего господина, — хмуро произнес Зигфрид. — Никогда и ни при каких обстоятельствах.

Барон повернулся к стрелкам.

— Убить!

Два спусковых механизма звякнули одновременно. Два арбалетных болта ударили язычника в грудь. Стрелы швырнули одного чужеземца на обезглавленное тело другого.

— Уходим, — отдал Зигфрид новый приказ.

— Ваша милость, мертвых бы схоронить, — негромко пробормотал Карл. — Наших хотя бы…

— Господь милостив, — хмуро отозвался барон, — он примет их души и так.

Покойников в камнях быстро не схоронишь. А задерживаться на плато-ловушке после произошедшей стычки было опасно.

— Уходим, — повторил Зигфрид.

На этот раз перечить барону никто не посмел.

* * *

Порывы стылого ветра едва не сбивали с ног. Впрочем, иначе здесь и быть не могло: в низаритской горной крепости Аламут ветрено всегда. А на открытой верхней площадке башни имама, откуда весь мир кажется павшим ниц, ветер и вовсе беснуется так, что трудно бывает услышать даже собственный крик.

У невысоких каменных зубцов стоял человек в развевающихся одеяниях — просторных и пестрых. В порывах ветра он был похож на птицу, раскинувшую крылья и приготовившуюся взлететь, но отчего-то не взлетавшую. Имам Времени, Шейх-аль-Джебель, Хасан-ибн-Шаабахт, Великий Сейд или просто владыка — его называли по-разному.

Имам задумчиво смотрел вниз, и сейчас можно было видеть только его спину, что и делал поднявшийся на башенную площадку крепкий чернобородый мужчина в белой накидке с широким красным поясом. Чернобородый не решался подступить близко и не смел заговорить первым. Он молча ждал приглашения. Имам держал в руках зурну. Пронзительный звук этого инструмента обычно успокаивал хозяина крепости в минуты волнения и помогал сосредоточиться, когда приходило время размышлять о чем-то особенно важном. Имам любил играть на зурне под свист ветра.

Но сейчас зурна молчала. Имам поднял руку, выкрикнул слово, сотворил знак. Умолк и ветер. Очередной порыв разбился о невидимую преграду. Развевающиеся одежды имама опали.

Стало тихо. Достаточно тихо для того, чтобы говорить негромко. Впрочем, в этой крепости не было необходимости таиться от чужих ушей. В этой крепости все уши были своими и благоговейно внимали словам лишь одного человека.

— Ты пришел, даи?[1]— спросил имам, не поворачиваясь. Голос был сухой и скрипучий. Старческий голос.

— Я пришел, владыка. Ты звал меня, и я пришел…

Имам отложил зурну. Однако поворачиваться к собеседнику он по-прежнему не спешил.

— Взгляни вниз, мой верный даи. — Имам простер руку перед собой, и взгляд чернобородого поневоле обратился туда, куда было указано.

В туманную даль у подножия гор.

— Где-то там копошатся двуногие муравьи, которых отсюда даже не видно, — продолжил имам. — Они возятся из века в век, они суетятся без всякого смысла и проку. Муравьи слишком размножились, они повсюду. Муравьи вечно заняты делами, кои кажутся им настолько же важными, насколько мало эти деяния соответствуют замыслу Всевышнего. В своем неведении муравьи рассчитывают обрести спасение, но при этом ничем не способствуют истинной воле Аллаха. Ибо глупцам никогда не хватит разума постичь средоточие мудрости. Ибо без должных знаний ни у кого недостанет сил изменить греховный муравьиный мир… А что есть наш мир, даи?

— Атанор, владыка. Алхимический тигель, бурлящий и переплавляющий… — Тот, кого называли даи, без запинки ответил на неожиданный вопрос. Вернее, повторил слышанное от имама уже многократно.

— Вот именно! Но только избранные способны помочь Аллаху переплавить содержимое этого мира и тем очистить мир от скверны. Избранными Всевышний сделал нас. Мы должны заставить сверкать омытые кровью алмазы, и нам же предстоит отбросить в сторону и сгноить навоз. Пусть достойное выльется в золотые слитки, а недостойное осыплется грязной окалиной, пылью и пеплом.

— Воистину так и будет, владыка!

— Так будет скоро, даи. Очень скоро. Так уже почти есть. Даи вопросительно посмотрел в спину имама.

— Пришло время. Появилось дело важнее всех прочих дел, которые я поручал тебе прежде. Есть задание, которое необходимо исполнить во что бы то ни стало.

— Я готов, владыка, — склонился чернобородый. — Нужно кого-то убить?

— Нужно кое-что забрать. Кое-что, чего просто так не отдадут. Поэтому — да, придется убивать.

— Могу ли я узнать, о чем идет речь, владыка? — не сразу, но все же осмелился спросить даи. — Что именно следует забрать и где?

— Можешь. — Ответ прозвучал после недолгой взвешенной паузы. — Потому что ты поведешь фидаинов. Вы отправитесь за Костью Силы.