На автостоянке они расстались.

– Как мама? – спросил сына Лещев, когда выехали на трассу.

Жена последние годы страдала тромбофлебитом. От малоподвижного образа жизни стала быстро стареть. А Лещев после того, как избрался мэром, напротив, даже помолодел. Чиновницы, зная его ненасытность, сами зазывали в постель. С Василисой Шишовой у Лещева вспыхнула даже любовь. Он уже подумывал уйти от старой жены. Хотя для него, мужика с украинскими корнями, сделать это было не так просто. Чадолюбивые хохлы стыдятся детей. На всякий случай прозондировал почву – поделился с сыном. И нарвался на ультиматум. Олег поставил условие: никаких разводов, никаких новых женитьб. Семья – святое, мать в обиду он не даст. Николай Федорович вскипел, но быстро остыл.

– Стоп! – неожиданно воскликнул Лещев, – разворачивайся, мы кое-что забыли.

Они вернулись в аэропорт и получили багаж. В багаже был новенький «Харлей Дэвидсон». На румяном лице Олега отразилась борьба чувств. Он любовался мотоциклом и в то же время морщился, как от зубной боли. «Харлей» был его давней мечтой. Но принять подарок, купленный на деньги ловкого помощника… Нет, он не может.

– Папа, твоя дружба с Царьковым выйдет боком и тебе и мне.

Николай Федорович озадаченно прокашлялся. Сын не отчитывал его, он просто выражал свою озабоченность. Какой смысл возмущаться или затыкать рот. Надо отвечать по существу.

Лещев сам понимал, что с Царьковым надо как-то развязываться. Дело сделано, семья обеспечена. Но чувствовал, что коготок увяз. Царьков только входил во вкус. Его аппетит разгорался. Он подавал одну идею за другой. В основном это касалось приобретения разного рода недвижимости и участков земли. За осуществление каждой такой идеи мэру светила кругленькая сумма. То есть: чтобы развязаться, Лещев должен был бы умерить сначала свой собственный аппетит.

– Не волнуйся, – ответил он сыну, будто тот был его сообщником. – Ко мне комар носа не подточит.

– Папа, это может навредить мне, – сказал Олег.

Что ж, сын по-своему прав. Если он собирался стать юристом, ему уже сейчас нужно думать о своей репутации.

– Ты хочешь поступить? – спросил Лещев.

– Да, – коротко ответил сын.

– Тогда придется дать. Иначе не получится. Но дать лично я не могу.

– Здорово! – вырвалось у Олега. – Для того, чтобы стать слугой закона, нужно нарушить закон. Замечательно!

– Не ты дашь, а я, – терпеливо возразил Николай Федорович.

– Какая разница?! Я сам поступлю.

Джип стал заметно вилять. Кажется, Олег разнервничался, и руки его потеряли твердость. Лещев сам сел за руль. Так-то оно будет лучше.

13 апреля 2006 года, четверг, утро

Даша Томилина училась на фармацевта. Хотела работать в аптеке. Там платят неплохо.

Бедность унижает. Девушка чувствовала это, когда ела утром бутерброд с дешевой колбасой, в которой одна соя. Когда тряслась в переполненном автобусе вместо того, чтобы быстро доехать в маршрутке. Когда не могла лишний раз позвонить по мобильнику. Когда, открыв платяной шкафчик, видела убожество своей одежды. Когда, наконец, не могла принять предложение подруг посидеть в кафе.

По причине материального положения у Даши бывало плохое настроение. Но даже хмурое выражение лица ее не портило. Подружки считали ее красивой и подбивали принять участие в городском конкурсе. Но Даша отказывалась наотрез, за что подруги любили ее еще больше.

В это утро Даша выскочила из подъезда и побежала к автобусной остановке. Перед ней затормозил огромный джип. Темное стекло опустилось.

– Девушка, подвезти?

Еще чего! Даша продолжала бежать, изображая гордость.

– Девушка, нам по пути. Я в сторону медучилища, – говорил мужской голос.

Даша заскочила в автобус и стала смотреть в заднее окно. Если знает, куда она едет, значит, видит ее не первый раз. Значит, караулил. Сердце у девушки сжалось.

Джип упорно ехал следом и останавливался вместе с автобусом все восемь остановок. Когда Даша показалась в дверях, владелец роскошной тачки уже протягивал ей руку. Теперь она могла увидеть его лицо. Прямо скажем, не красавец, но и не урод. Невысокий, но и не коротышка. Глаза умные, голос приятный. Правда, нос великоват, но Даша слышала, что большой нос для мужчины вовсе не недостаток, а скорее даже наоборот.

Это был Леонид Царьков.

Даше надоело быть среди подруг неудачницей. Она подала руку владельцу джипа.

– Откуда вы знаете, что я учусь в медучилище?

– А у меня тут рядом офис. Я часто тебя вижу.

Его «ты» прозвучало не грубо, даже тепло.

– Знаешь, я когда-то тоже хотел стать фармацевтом. Отучился в меде один курс, и сейчас имею к лекарствам отношение. Я их продаю. Это очень выгодно. Хотя в моих аптеках самые недорогие лекарства.

«Я смогу у него работать», – мелькнуло у Даши.

– Обратно едем вместе? – спросил Леонид.

Даша не говорила ни да, ни нет. Колебалась.

Царьков ввел в память ее мобильника свой телефон.

Попросил позвонить в конце занятий. Ему ничего не стоит оторваться от дел. Они где-нибудь немного посидят, потом он отвезет ее домой, а сам вернется на работу.

«Я где-то его видела», – подумала Даша. Если бы зрительная память у нее была получше, она бы вспомнила: по телевизору, рядом с мэром города.

В перерыве между лекциями ее мобильник издал характерный сигнал. На экране высветилось сообщение, что счет пополнился на тысячу рублей.

Кажется, ее ухажер неплохой психолог. Как после такого подарка ему не позвонить?

«Я верну эти деньги с первой получки», – подумала Даша.

Ваня и Олег позвонили Макарову. Встретились за городом, неподалеку от Топельника (так назывался заболоченный лесной массив сразу за городом).

Лев честно предупредил ребят:

– Запомните, я вас не вербую, вы – инициативники. Никаких расписок с вас не беру, никаких псевдонимов не даю. Вы работаете на свой страх и риск, проводите оперативно-разыскное мероприятие «Наблюдение» и передаете мне полученную информацию.

Получалось, что ребята навязываются, а он как бы нехотя принимает от них услуги.

Ваня и Олег смотрели на него без особого почтения, и он понимал, что его поведение того стоит. Но вести себя иначе он не мог, не имел права.

13 апреля 2006 года, четверг, утро

Булыкин сидел в своем кабинете, смотрел телевизор. В «Вестях» шел репортаж Ланцевой. Анна объясняла случившееся непредсказуемой подростковой агрессией, которую ученые ставят на второе место среди бед, грозящих человечеству. Ни одного обвинения в адрес местной власти и милиции.

Никита заварил крепкий кофе, перед допросами надо было взбодриться. Свернул раскладушку, спрятал за шкаф. Поспать не пришлось. Всю ночь звонил в реанимацию, осточертел врачам. А когда узнал окончательную цифру – шесть трупов, сел за стол и написал на имя Шокина рапорт. Готов ответить по всей строгости, но группировками он больше не занимается. С него хватит.