– Возьму себе на заметку, – пообещал Мордент Ривз.

Нынешний день казался компенсацией предыдущего, октябрьское солнце сдержанно озаряло поле для гольфа – так добродушный пожилой джентльмен вдруг предлагает конфетку. Щедрое, но недолговечное золото летних вечеров было, казалось, скрыто в этом кратком возвращении тепла к Дню святого Луки; воздух был уже не отяжелевшим от неприятного зноя, а прозрачным и ласковым; листва не поражала летней роскошью, а с чувством собственного достоинства демонстрировала благородно приглушенные оттенки осенней позолоты. Идеальный день для гольфа – такое впечатление сразу же создавалось у завсегдатаев Пастон-Отвила, но к Ривзу мигом явилась и вторая мысль: не самый удачный день для расследования убийства.

– Все замечательно, – сказал он Гордону, – видимость отличная, дождь нам не помешает, но атмосферу мы не прочувствуем – я имею в виду, духовную атмосферу, со вчерашним моросящим дождем и туманом. Мы увидим место, где этот человек скатился с насыпи, но не ощутим подавленность и слезы, побудившие его броситься вниз или заставившие кого-то другого избавить погибшего от таких трудов. Словом, мизансцены этой трагедии мы не найдем.

Вдвоем с Гордоном они поднялись по зигзагообразной тропе на высокую насыпь неподалеку от здания клуба. Взобравшись на уровень путей, тропа пролегала вплотную к подстриженной живой изгороди, обозначавшей границу собственности железнодорожной компании, и тянулась до самого начала виадука, где под рискованным углом ныряла под первую арку и выныривала с другой стороны. Добродушные носильщики из Пастон-Отвила все до единого знали, что кратчайший путь от этой станции до следующей, Пастон-Уайтчерч, проходит по железнодорожным путям – кратчайший потому, что избавляет от необходимости спускаться по крутому склону в долину. Поэтому у местных жителей вошло в привычку в случае спешки взбираться по тропе на виадук, перелезать через запретную живую изгородь и шагать по железнодорожному мосту до продолжения тропы со стороны Пастон-Уайтчерча. Этой местной привычке и следовали сейчас Ривз и Гордон, чтобы достичь той самой точки, откуда двадцатью четырьмя часами ранее тело некоего человека было сброшено на гранитную облицовку опоры моста и в лозняк у его подножия.

– Как видите, это я и имел в виду, – заговорил Ривз. – Мы, конечно, не знаем, с какой скоростью двигался поезд – в тумане она заметно меняется. Но в интересах наших рассуждений, если мы примем силу, с которой я брошу этот камень, за импульс, приданный поездом, то увидим, что изгиб склона уведет его вправо, вон туда, и он упадет либо точно на опору, либо совсем рядом с ним. Вот как мне представляются вчерашние события: погибший делает резкий прыжок – или получает резкий толчок, и падает на самый край; схватиться здесь не за что, и под действием инерции, а также уклона насыпи он падает прямо на опору. Не знаю другого места на этой ветке, где подобное падение получилось бы столь же кратким. Коронер наверняка привлечет внимание к этому факту – поразительно, как коронерам удается привлекать внимание к наименее значимым обстоятельствам дела. Однажды я читал в газете заметку о человеке, которого сбил автомобиль сразу после выхода из церкви, и провалиться мне на этом месте, если коронер не указал на опасную привычку стоять возле церквей.

– Не могу не отметить, что это место кажется специально созданным для подобных инцидентов. Видите, какой изгиб делают пути с этой стороны?

– А его здесь быть не должно?

– Я о том, что увидеть, как Бразерхуд выпал из поезда, мог лишь человек, путешествующий в том же вагоне – находись этот человек в другом вагоне, ему пришлось бы высунуться в окно просто потому, что пути здесь делают изгиб, так что соседний вагон попросту не виден. И конечно, скрыть случившееся помог туман.

– Верно, черт возьми. Должен сказать, что я остаюсь верен своей гипотезе убийства, как бы там ни считали присяжные. Вообще-то я даже надеюсь на то, что они сочтут случившееся самоубийством, потому что в этом случае сюда вряд ли нагрянет полиция. Но по-моему, это все-таки убийство, притом тщательно спланированное.

– Хочу еще раз попробовать этот ваш фокус с бросанием камня. Вот, смотрите, я наклонюсь над самым краем и проверю, как он упадет. Только камень понадобится размером побольше, если удастся найти такой.

– Ладно, только все камни между шпалами мелкие. Сейчас поищу на насыпи… черт, а это что такое?

Зрелище, которое предстало им обоим, в любое другое время почти не вызвало бы удивления: внизу, в долине, оно было привычным, а здесь, наверху, – неожиданным. Застряв в кустике травы, примерно в двадцати ярдах от железнодорожных путей в сторону Пастон-Отвила лежал мяч для гольфа.

– Невероятно! – воскликнул Гордон. – Ни за что не поверю, что Кармайкл в худший из своих дней способен одним ударом подбросить мяч в воздух на сотню футов и закинуть его сюда, на этот куст.

Ривз внимательно осматривал находку.

– Не нравится мне это, – признался он. – Мяч практически новый, не из тех, которые человек небрежно бросит, шагая по путям. Насколько я вижу, «Буффало» – проклятье, у нас по меньшей мере дюжина человек играет такими! Ну и как узнать, был ли в их числе Бразерхуд?

– Да успокойтесь вы! Вы слишком много думаете об этой истории с убийством. Что, если этот мяч пролежал здесь много недель?

– Как видите, мяч сломал стебель цветка – кажется, он называется «скабиоза», – и цветок еще не увял. Когда я нашел мяч, он лежал прямо на стебле. Провалиться мне на этом месте, если мяч упал сюда ранее чем двадцать четыре часа назад.

– Пожалуй, нам пора возвращаться в Отвил, если мы хотим успеть на этот поезд, – напомнил Гордон. – Уже половина пятого, а нам надо еще выбраться на тропу и дойти до сигнальной будки. Дежурному на самом деле все равно, но он притворится, что недоволен.

Гордон был из тех пассажиров, которые всегда слишком спешат, чтобы сесть на поезд. Кстати говоря, до станции Пастон-Отвил они добрались еще до предупреждения о прибытии лондонского поезда в 3.47. Поезд из Пастон-Отвила отправлялся в 4.50 – с таким расчетом, чтобы на него успели пересесть пассажиры, направляющиеся в Пастон-Уайтчерч или Бинвер, поэтому он все еще передвигался туда-сюда по путям, заигрывал с парой молочных вагонов и явно был доволен происходящим. Пассажиров на перроне почти не было, на что Ривз не преминул ловко указать флегматичному носильщику.

– Мало пассажиров, говорите? Вы подождите, когда прибудет поезд из Лондона, сэр; на нем всегда приезжает много народу, который делает здесь пересадку.

– Полагаю, это первый поезд, на котором люди могут уехать после работы?

– Так точно, сэр, после дневного здесь больше никакие не останавливаются. Есть, конечно, еще скорый до Бинвера, но эту станцию он проезжает без остановок. А вам куда, сэр?

– Только до Бинвера. О, вот и касса наконец открылась. Вы не могли бы взять два билета первого класса до Бинвера, Гордон? Грустная эта история с мистером Бразерхудом, – продолжил он, снова обращаясь к носильщику.