– Представившись мистером Ш. Холмсом с Бейкер-стрит или?..

– Нет, я выдам себя за репортера из «Дейли мейл», если только не столкнусь в дверях с настоящим репортером. А вы не могли бы разобраться с зацепкой «Мастермена»?

– Какой зацепкой «Мастермена»?

– В телефонном справочнике значатся всего два Мастермена. У человека, который так одевается, наверняка должен быть телефон.

– Но мне казалось, вы уже решили, что это отнюдь не местный житель, судя по билету.

– Помню, и эта затея, скорее всего, окажется напрасной, но в данном случае это лучшее, что мы можем предпринять. Оба Мастермена живут в Бинвере, один юрист, другой врач. Адреса я вам дам.

– А я, стало быть, должен явиться к ним и спросить, какими носовыми платками они пользуются? Или же подстроить встречу и обратиться к ним со словами: «Прошу прощения, сэр, вы не одолжите мне носовой платок? Свой я забыл дома»?

– Видите ли, может оказаться, что кто-то из них умер.

– А если оба еще живы?

– Ну, тогда проведите разведку как сумеете. Действуйте так, как сочтете нужным. Расследование обещает быть увлекательным, если мы проявим хоть какую-то находчивость.

– А пока давайте еще раз взглянем на наши документы. До сих пор они мало что нам дали – что верно, то верно.

Несколько минут они сидели молча, перечитывая копию, снятую Ривзом с анонимного письма. Дата в нем не была проставлена, адрес написали большими печатными буквами; одна почтовая марка свидетельствовала об отправлении из Лондона, другая – о прибытии в Пастон-Уайтчерч. Письмо содержало только несколько рядов чисел:

– Если только это не денежные суммы, – сказал Гордон, – ума не приложу, что к чему. А если денежные суммы, то расставлены они в странном порядке.

– Минутку, – отозвался Ривз, – кажется, до меня дошло. – Он приложил ладонь ко лбу. – Да, похоже на то. Конечно же, это шифр, иначе здесь значились бы хоть какие-нибудь пояснения. Речь идет о книжном шифре, в котором первое число – номер страницы, второе – номер строки, а третье – номер слова в этой строке. Ну, что скажете?

– Чертовски гениально, – признал Гордон, – но подтвердить догадку вам нечем.

– На самом деле ее можно подтвердить, – возразил Ривз. – Вот посмотрите: этому человеку понадобилось зашифровать сообщение из десяти слов. Была взята книга, о которой каким-то образом условились заранее. Первые несколько слов – самые заурядные, какие можно найти на любой странице, и естественно, чтобы избавить себя и получателя от утомительных подсчетов, отправитель взял слова с верхней части страницы, в итоге мы получаем строки номер 7, 4, 2, 6 и 4 на страницах с номерами 8, 18, 21, 25 и 31. Шестое слово, которое ему понадобилось, оказалось довольно редким, возможно, даже именем собственным. Ему пришлось листать страницы до семьдесят четвертой, и даже там это слово нашлось лишь на тринадцатой строке. Следующие два слова нашлись сравнительно легко, а вот с девятым пришлось помучиться: оно обнаружилось только на странице 113, притом в строке 17. К тому времени он долистал книгу почти до конца, следовательно, в ней всего 120 страниц, видимо, дешевое издание в бумажной обложке – потому он был вынужден снова вернуться в начало, хотя и не собирался этого делать.

– Браво! – воскликнул Гордон. – Впрысните себе еще кокаину.

– Хуже всего то, – продолжил Мордент Ривз, – что книжный шрифт невозможно разгадать, если у тебя нет той самой книги. Думаю, нам надо выяснить личность покойного, прежде чем мы сумеем вновь заняться шифром. Давайте теперь посмотрим второе письмо.

Это было краткое официальное сообщение от железнодорожной компании, отпечатанное на бланке, куда чернилами от руки вписали лишь несколько слов:

Железнодорожная компания Лондона,

Мидленда и Шотландии

10.10.19XY

Уважаемый господин!

Подтверждаю получение Вашего письма от 9 числа текущего месяца и отданное распоряжение о бронировании места в спальном вагоне, прицепленном к поезду 7.30 в четверг (исправлено на среду) 18 (исправлено на 17) октября и следующем до Глазго. Отмечу, что Вам предстоит сесть на поезд в Кру.

С. Бразерхуду, эсквайру.

– Подозрительный вид у этих исправлений, – заметил Ривз. – Может, они значились в постскриптуме письма самого Бразерхуда? Дело вот в чем: если предположить, что Бразерхуд действительно намеревался дать деру, он вполне мог отправиться в Глазго – в сущности, это даже оригинально, – но почему тогда не сегодня, шестнадцатого, а завтра вечером?

– Возможно, он не мог уехать раньше… или все-таки мог? У вас Брэдшо под рукой?

С раздражающей педантичностью Гордон принялся изучать справочник с расписанием поездов, а Ривз ерзал от нетерпения – ибо нет нетерпения острее, чем когда видишь, как кто-то другой изучает справочник Брэдшо.

– Все верно, – наконец заключил Гордон. – Чтобы успеть на шотландский поезд в Кру, ему следовало сесть на более ранний поезд, тот, которым прибыл Мерриэтт, и сойти в Бинвере. Но, полагаю, он сел на поезд в 3.47, потому что не успел на предыдущий. Если мы не ошиблись в предположении насчет побега, он, возможно, завтра собирался совершить поездку на машине и немного запутать следы.

– Теперь происходящее напоминает попытку сбежать в меньшей степени, чем раньше. Ради всего святого, будем остерегаться предвзятости в этом деле. Так или иначе, он собирался отбыть в Глазго в среду вечером – то есть завтра, не так ли? А теперь посмотрим еще раз на тот дурацкий список на обороте анонимного письма.

Список был скопирован в точности, так как отличался предельной краткостью. Он гласил:

Socks

vest

hem

tins[11]

– По крайней мере, такое создавалось общее впечатление, но почерк был настолько неразборчивый, что чуть ли не каждая буква внушала серьезные сомнения.

– Полагаю, это что-то вроде списка покупок. Если бы последним значилось слово «бинты», он читался бы лучше, – заметил Гордон.

– Тогда кайма в этом списке лишняя.

– А может, это ветчина.

– Ветчину не покупают там же, где носки.

– И вообще, почему он писал вплотную к краю листа?

– Если уж на то пошло, кто такой этот «он»? Это не почерк Бразерхуда – я сверился с клубной книгой. По-моему, это важная зацепка. Смотрите-ка, вот еще задачка для сыщика. Слева на листе видна линия обрыва, так? И вот вопрос: когда лист разорвали – до того, как была сделана запись, или после?