Работать в метро непросто, особенно с профессионалом.

Разведчик Сникерс, кругленький толстячок с унылым лицом, спешил по эскалатору вплотную к объекту, когда Гога вдруг остановился и быстро оглянулся. Добродушное восточное лицо его было сосредоточенным и суровым.

Будь на месте Сникерса неопытный стажер, он бы дернулся в сторону, отвел глаза, пытаясь спрятаться, и тем самым выдал бы себя с головой. Сникерс, однако, спокойно принял жгучий взгляд и вежливо попросил Гогу посторониться. Можно сказать, пузом подвинул.

«Контра» проследил за толстячком пустыми глазами и отвернулся...

Кира стояла в вагоне, покачиваясь, уткнувшись в раскрытый посередине детектив Марьи Гонцовой. Покетбук в аляповатой желто-черной обложке был идеальным прикрытием — о человеке, читающем тупейшее повествование раскрученной новомодной авторши, никогда нельзя было бы подумать, что он работает опером ФСБ. Ибо интерес к детективам Гонцовой способен проявить лишь человек с полным отсутствием литературного вкуса и недостатком извилин в мозгу.

Они ехали в центр.

Приезжий слушал названия станций, прикрыв веки, будто что-то вспоминая. Он был приятным мужчиной, только как-то странно разглядывал стоящих вокруг питерцев, словно прикидывал их силы и возможности. По лицу его блуждали мрачноватые тени, глаза становились злыми.

А Кире было жалко себя...

Все считали ее опытным сотрудником.

«Старым кадром», как говорится.

У нее сегодня был день рождения, ей хотелось быть милой и доброй женщиной, а приходилось оставаться Коброй.

Типчик с накладными усиками на круглой физиономии вызывал у нее омерзение. Двадцать лет она защищала город от таких, как он. И она устала.

Кобра взглянула на Гогу с плохо скрываемой злобой.

Клякса в другом конце вагона насторожился.

На перроне он пустил Баклана вперед, а Киру задержал, потянув за рукав:

— Что случилось? У тебя такое лицо, точно ты его сейчас книжкой огреешь!

— Ничего. Я справлюсь... Пошли. Сколько нам еще его тянуть?

— Чем дольше, тем лучше...

* * *

Машина Старого ждала их у Гостиного двора.

— Как ты нас нашел? — удивился Зимородок.

— Сникерс вышел на связь.

— Где остальные?

— В пробках.

— А ты как проскочил?

Тыбинь пожал квадратными плечами.

Он всегда успевал за группой.

Но никто не знал, чего ему это стоило.

— Поехали... Переодеваемся, быстренько! Миша, сменишь Киру на улице.

— Да я справлюсь, ребята! — запротестовала Кобра.

Зимородок с сомнением глянул на своего заместителя.

Они на колесах обогнали одинокого Баклана, обрадовано махнувшего рукой направо, и свернули на Большую Конюшенную, к Дому Ленинградской торговли. В его стеклянные двери направился Гога, сопровождаемый своей «контрой».

Клякса поменялся со Старым куртками.

Кира сменила пальто и сняла беретик, распустив по плечам непослушные, все еще густые волосы.

Подбежавший Баклан остался пасти вход.

Магазин был пустоват. Они втроем кружили вокруг Гоги, держась поодаль, на лестницах, на баллюстрадах второго этажа. «Контра» серьезно портил всё дело.

— Похоже, он ждет кого-то. — сказал Клякса по ССН. — Надо поплотнее, не то пропустим встречу.

— Нас хватит на пять минут, не больше. — быстро отреагировал Михаил. — Потом надо будет уходить. Причем — всем...

— Рискнем. — решился Зимородок. — Наши должны вот-вот подтянуться. Нам надо вертолет в службу, чтобы в пробках не торчать. Старый, пойдешь вертолетчиком?

Тыбинь хмыкнул и направился в отдел игрушек возле лестницы. Он был бездетный, но любил дарить игрушки отпрыскам своих друзей.

Клякса прикрыл вторую лестницу, в дальнем конце зала, по случайности угодив в безлюдный отдел дамского белья, где и застыл в позе Очень Одинокого Вуайериста<Вуайеризм (франц. «voyeurisme», синоним — визионизм) — влечение к раглядыванию или созерцанию чего-либо, совершаемого другими лицами.>, поджидающего фигуристых покупательниц.

Кира прошла в центр.

Гога, взяв с вешалки костюм, скрылся в примерочной кабинке и долго не выходил.

«Трансформируется» — неприязненно подумала Кира.

Она рассеянно рассматривала женские пальто, потом наблюдала, как смешной человек с острым носом и покрытым трехдневной щетиной длинным подбородком, приседая перед зеркалом, примеряет мохнатые кепки-аэродромы — вертит головой, втягивает и надувает щеки, прикидывая, как он будет смотреться в компании земляков.

Время шло, ноги устали.

Кира все нетерпеливее поглядывала на темные колышущиеся гардины примерочной.

«Да что он там возится? — раздраженно подумала она, приближаясь. — Даже „контру“ свою в буфет отправил!».

И в этот миг она вдруг увидела, что Рустиани смотрит на нее сквозь щель в раздвинутых гардинах — смотрит холодно, насмешливо, как взрослый мужчина иногда глядит на нашкодившего чужого ребенка. Или как смотрит снайпер в вышедшую ему точно под выстрел цель.

К такому повороту событий Кобра оказалась неготова: на долю секунды она изменилась в лице.

Испугалась.

И это был провал.

Опустив голову, поправляя волосы, она медленно пошла прочь, будто в задумчивости, но чувствовуя фальшь в каждом своем неловком движении. Ноги и руки стали вдруг непослушными, чужими.

«Что же я делаю! — запоздало подумалось ей. — Куда я ухожу, идиотка!».

Гога вышел из примерочной и неотрывно смотрел вслед: засунув руки в карманы брюк и покачиваясь с пятки на носок.

Клякса у лестницы повернулся и первым делом глянул на нее, а потом — вперед, на объект. Он не ждал подвоха и тоже раскрылся.

— Уходим. — сказала Кира, глотая злые слезы. — Он меня срисовал...

Следующий шаг Кости Зимородка был простым до гениальности.

Он взял Киру под руку, пальцем ласково утер со щеки слезу и подвел к витринам с дамскими лифчиками.

— Наплевать! — сказал он. — Ты лучше объясни мне, что такое «боди»? Это можно подарить приличной женщине? Не пугайся, я о своей жене говорю...

Ни за что на свете капитан Зимородок не хотел терять лицо, суетиться на глазах у врага.

За их спинами Гога, бросив спутника в буфете, сорвал с верхней губы накладные усики, распустил «уши» у шапки, поспешно сбежал с лестницы, зыркнул на поднимающегося навстречу ему Баклана и устремился к выходу.