Я удивилась его робости. Кажется, мы поменялись ролями, теперь я стала смелее его и сама назначила место и время.

Однако, когда подошло время исполнения мечты, я начала трусить: вдруг все покатит не так, как хочется. Я зажмурила глаза, чтобы не выделять из очертаний напольного рисунка тревожащий меня абрис. Но теперь лицо Арта возникало и при закрытых глазах – я снова оказалась в капкане чувств.

Люсьена в последний раз прошлась руками вдоль моего туловища, постукивая ребрами ладоней, и объявила, что процедура закончена.

– Не уснула? – заботливо поинтересовалась она.

Я перевернулась на спину – яркий свет люминесцентной лампы рассеял все наваждения. Передо мной маячила лишь могучая, осанистая фигура моей подруги. К концу сеанса широкоскулое лицо Люсьены слегка порозовело от усердия. Хотя сейчас, после ее жалоб на усталость, я заметила, что она впрямь слегка похудела: клиенты-то один за другим идут, без передыха. Но, постройневшая, она выглядела лучше, на мой взгляд. В свою очередь, Люсьена участливо поинтересовалась:

– Как самочувствие? Голова не кружится?

– Спасибо, Люсенька. Все замечательно!

Немного полежав в расслабленной неге, я встала и оделась.

Люсьена уже разливала чай по чашкам в закутке своего кабинета.

– Садись, Долька, поболтаем. У меня следующий клиент только через четверть часа. Я решила себе маленькие перерывчики хоть раз в день устраивать. Когда в следующий раз придешь?

– Неудобно тебя напрягать. Если согласишься брать с меня деньги, как с прочих клиентов...

– О деньгах забудь! Приходи, не стесняйся. Только предупреди, чтобы я тебя в график вставила.

– Спасибо.

– Ты так и не ответила: как ваша переписка с Артуром? Он сюда приезжать не собирается?

Оказывается, мысль об Артуре не оставляла подругу, раз она снова вернулась к этой теме. Как-никак он и для нее был первой любовью, и даже взаимной. Но я приняла решение не посвящать ее в подробности. Это будет только моя история. А Люсьена, если пожелает, сама может написать Артуру: адрес знает, и общение в Интернете никому ни заказано. Поэтому я ответила небрежно:

– А ты сама поинтересуйся его планами!

Я передернула плечами, с трудом сдерживая раздражение: видит, что я не желаю обсуждать эту тему, и все же пристает с расспросами.

– Почему ты злишься, Долька? Зря, что ли, я тебя тридцать минут мяла? Расслабься, дыши глубже. Я собиралась тебе одну новость о своей жизни сообщить, но раз ты секретничаешь, то и я ничего говорить тебе не буду.

– Разве я секретничаю? Просто предложила тебе самой Артура спросить. Ты ведь можешь написать ему.

– Я тебе говорила, что он свернул переписку. Что писателю обсуждать с простой массажисткой! Хотя, столкнись мы в жизни, у меня нашлось бы, чем заинтересовать его. Посмотрела бы я, кого из нас он выбрал бы для своих бесед.

Я усмехнулась: Люсьене кажется, что она так же неотразима, как в десятом классе, а я, по ее мнению, всего лишь умненькая дурнушка. Однако теперь я знаю себе цену: и одеваюсь со вкусом, и внешне привлекательна – посещаю спа-салоны, слежу за фигурой, и опыт интимных отношений у меня имеется. Про ум и эрудицию и говорить нечего, тут даже сравнение неуместно. И все же при всей нынешней моей уверенности в себе я не была уверена в выборе Артура. Говорят же, что старая любовь не ржавеет. Вряд ли он совсем забыл Люсьену. Нет, сообщать подружке о приезде Артура не стану.

* * *

Промозглый декабрьский вечер мало располагал к прогулке. Но я, не подумав о прогнозе, предложила Артуру встретиться именно здесь, у памятника Достоевскому. Мокрый снег у земли превращался в капли воды, лишь в воздухе, под фонарями кружились вполне веселые снежинки. Снег покрыл и склоненную голову гранитной фигуры писателя, установленной на оживленном пятачке пешеходной улицы. Этот памятник находился между моим домом и домом бабушки Артура, где он остановился, так что каждому из нас до этого места идти не более пяти минут. Первая встреча после целой вечности! Я слегка волновалась, не ждет ли меня разочарование, хотя уже начала привыкать к увиденному по Интернету нынешнему облику любимого.

Мы с Артуром могли бы показаться подросткам, тусующимся с банками пива, просто стариками, но по ощущению нам снова было по семнадцать лет. Под насмешливыми взглядами тинейджеров Артур не постеснялся, взял в свою руку мою ладонь и церемонно поцеловал ее. Он держался, как прежде, независимо! И хотя теперь, раздавшись вширь, он показался мне немного ниже, чем в юности, и черты лица потеряли утонченность, все же весь облик его стал значительнее. Впрочем, мне было уже не важно, как он выглядит – мой друг вполне соответствовал моим представлениям о новом Артуре, о настоящем писателе.

На Артуре была надета темно-синяя спортивная куртка с капюшоном, откинутым назад. Я несмело дотронулась до капюшона и натянула Артуру на голову. И не столько для того, чтобы защитить его от падающего мокрого снега, сколько желая разорвать завесу отчужденности, все еще разделяющую нас.

Артур с удивлением посмотрел на меня, улыбнулся: видно, он заметил, что я стала намного смелее, чем в школьную пору. Затем склонился к моему лицу и поцеловал еще раз – теперь в лоб, как заботливый дядюшка. Подростки, расположившиеся по соседству, наблюдая сцену нашей встречи, вначале лениво ухмылялись, потом стали подначивать моего нового старого друга, побуждая к более горячим поцелуям.

Артур шутливо погрозил им кулаком и, взяв меня под руку, отвел в сторону.

– Ты совсем не изменилась, Долька, только похорошела, обрела свой стиль.

– И ты все тот же... Арт, – отозвалась я, почти не лукавя.

Все наслоения времени: и легкая тучность, и глубокие залысины надо лбом, так искажающие рисунок лица, тоже располневшего, уже не имели для меня никакого значения.

– Тут есть где-нибудь приличный ресторанчик? – спросил он, оглядываясь.

– Вокруг муравейник из ресторанов и кафе, но сейчас везде полно народу. Разве что пойти в кафе к кришнаитам, если ты, конечно, не законченный мясоед. У них, к сожалению, только легкая пища.

– Ты намекаешь на мой излишний вес? – широко улыбнулся Артур. – Впрочем, еда меня сейчас не волнует: бабушка накормила до отвала. Но, надеюсь, выпить у них найдется что?

– Не уверена, – задумалась я. – Пошли посмотрим.

В кафе кришнаитов спиртного не подавали, зато мы оказались чуть ли не единственными посетителями, а потому остались. В этот час в другом месте мы едва ли нашли бы свободный столик. И я любила это кафе, эти стены, расписанные золотыми изображениями Будды. Мы сели за угловой столик и, заказав пиццу с грибами и пару овощных салатов, стали ждать заказ.

Глядя на волшебный лотос, украшающий стену, я думала: неужели он расцвел для меня? Вот сидит напротив меня мужчина моей мечты, мой Артур! Могла ли я надеяться на такое счастье, проводя время с другими? Сейчас рюмка-другая облегчила бы нам сближение, помогла бы прорваться словам – ведь мы, теперешние, были почти незнакомы. Но здесь не позволялось пить... Зато острее чувствовались все эмоции: влюбленность, возможность невозможного и стыд, возникший неведомо отчего. Я боялась раскрыть рот и вспугнуть охвативший меня восторг.