Работу над наследием Вити, разбор рукописей и издание книг взяла на себя Галя. Рыжая краска окончательно еще не сошла с ее бесцветных волос, но брови уже посветлели – Галя снова превращалась в ту альбиноску, какой я привыкла ее видеть. Но теперь во взгляде ее было достоинство, почерпнутое из общения с Виктором. Хотелось думать, что она еще найдет свое счастье.

Мы обе скорбели о смерти Вити, но скорбели по-разному.

* * *

После похорон мы с Артуром вернулись в Петербург.

Начался новый учебный год. Я снова целыми днями пропадала в университете. Из ВАКа пришло подтверждение защиты моей диссертации. Теперь я исполняла обязанности завкафедрой. И только в моей личной жизни все оставалось по-прежнему – я была одинока. И уже не хотела выстраивать семью, следуя законам семейной психотерапии. Пусть другие живут по расчету, женятся или выходят замуж. Я так больше не смогу. Не смогу жить с кем-то вместе, не любя по-настоящему. Это никому не приносит счастья, но беду принести может.

Артур теперь сотрудничал с агентством журналистских расследований. Рисковал, изыскивал ходы, собрал досье на главаря банды – того объявили в международный розыск и вскоре задержали за границей. Мой друг был удовлетворен первой ощутимой в его деятельности победой. Покачивая головой, говорил: «Еще с-случаются чудеса в нашей жизни!» Однако по-прежнему оставался хмурым, сторонился журналистского сообщества, куда был охотно принят, а если и напивался, то чаще в одиночку.

Хотя моя комната в квартире родителей, пострадавшая от протечки, была давно отремонтирована, я медлила с переездом, не решаясь оставить Артура одного в таком депрессивном состоянии. Он не возражал против моего затянувшегося пребывания в своем доме, но мы почти не общались.

Зато сообщение о задержании опасного преступника, связанного с делом Артура, мы отметили с ним вдвоем. Впервые за минувшие после похорон его брата месяцы сели вместе за стол, сделали бутерброды с семгой, нарезали сыр, раскупорили бутылку коньяку.

Я поведала о своих успехах на научной стезе и заметила, что, кроме работы, иной жизни не имею. Сообщила, что Люсьена родила мальчика, что ребенок оказался здоров, и Кир записал себя его отцом. А Галя хлопочет, чтобы одной из новых улиц присвоили название «Улица писателя Артура Палецкого». Только мне это не кажется удачной идеей, поскольку настоящий Артур – жив и не является писателем.

На что Артур возразил, что раз была воля Виктора взять этот псевдоним, то он не против улицы имени писателя. И, помолчав, признался, как трудно ему жить, потеряв любимого брата. Что никогда он не простит себе, что не уберег его.

Я прижала к себе голову Артура и, перебирая седые колючки его волос, с грустью сказала:

– Не вини себя, Арт. Мне тоже нелегко. Мое положение хуже. Ведь вольно или невольно причинила Вите огромную боль, когда изменила ему с тобой. Да и вообще...

– Всего-то раз! С к-кем не бывает. И вы ведь п-потом помирились. Или я не все з-знаю?

– Мне пора съезжать с этой квартиры, Артур.

Артур молча выпил стопку, закусил семгой. Озадаченно посмотрел на меня и произнес с легкой обидой:

– А м-мы ведь с-славненько жили вдвоем.

Его взгляд выражал недоумение.

– Арт! – Я зажала руками рот, чтобы удержаться от бесполезных признаний, спасти остатки своей гордости, но заставить молчать глаза я не сумела.

Кажется, до него что-то дошло. Он передернул плечами:

– Тогда к ч-чему спешить, Долли? П-по-живи здесь еще! И мне легче, к-когда ты ряд-дом.

В этот момент я поняла, что мои уши вылечились окончательно.

Неожиданно для нас обоих я выпалила:

– Арт! Давай поженимся! Вместе мы одолеем любые трудности.

Он резко отстранился:

– Это н-невозможно, Долли! И я не в-выдержу твоих т-требований.

– Никаких требований не будет, любимый. Ведь я люблю тебя, Арт, и ты это знаешь!

– Можешь п-перебраться в мою комнату, я не возражаю. Но про ш-штамп в паспорте з-за-будь.

– Тебе придется его поставить!

– А сказала, н-никаких т-требований!

– Одно-единственное.

Я задержала на любимом бесстрастный взгляд преподавателя, тем временем одной рукой, на ощупь, включила электрочайник. Не отводя глаз, ожидала, что ответит Артур.

– Т-такой напор т-тебе идет, Д-долли. Это куда лучше, ч-чем размазывать сопли, рыдая в п-подушку. – Он улыбнулся и вдруг призывно похлопал ладонями по своим бедрам: – А ну-ка, ж-живо, иди сюда! Испытаем т-твою любовь на мою м-морковь, а там решим...

Вода в чайнике закипела, и бульканье лопнувших пузырьков становилось все громче.

Медлить далее было невозможно: я подалась вперед. Мосластые коленки Артура приняли мой вес, сильные его ладони подстраховали мое тело. Я обхватила руками его крепкую шею... Вселенная смолкла! Теперь раскаты ликующей радости бушевали внутри нас.