по которой Бетой в итоге стал мой брат, было то, что Эйвери должен был вот-вот стать отцом и сообщил Лиаму, что он не сможет уделять работе всё своё время.

Поскольку Лиам смотрел в нашем направлении, я крикнула:

— Я хочу помочь.

— Хорошо. Потому что мне понадобится твоя помощь.

Мама снова попыталась увести меня.

— Я имела в виду, с поисками.

— Ты уже можешь перевоплощаться? — спросил Грант.

Его сестра оглядела мою ногу и скорчила такую гримасу, словно я была жалким подобием оборотня. Мы никогда с ней не ладили, даже когда я встречалась с её младшим братом. Вероятно, это было связано с тем, что она была начисто лишена эмпатии и доброты.

— Да.

Я вытянула руку и заставила когти появиться.

— Я имею в виду, полностью, — добавил он.

— Да, — солгала я.

— Никки, пойдём, — прошипела мама.

На этот раз, когда она потянула меня за локоть, я сдвинулась с места.

— Я очень хотела помочь, — проворчала я.

— А ты не считаешь, что присматривая за ребёнком, ты сможешь очень сильно помочь? Если наш Альфа не будет волноваться о нём, он будет полностью сосредоточен на поисках.

— У Шторма есть ты. Я ему не нужна. Тем более, я ничего не знаю о малышах.

— Самое время узнать.

— Самое время? Мне только что исполнилось девятнадцать. Я не планирую детей в ближайшем будущем.

— Но когда-нибудь у твоих братьев родятся детки, а члены семьи должны помогать друг другу.

Я посмотрела на Шторма, чьи пухленькие ручки были прижаты к маминой груди, и чья короткая шейка отклонилась так далеко назад, насколько ему могла позволить переноска. Я совсем не планировала нянчиться сегодня с ребенком.

Я сморщила губы.

— Я в курсе, что ты пытаешься сделать.

— И что же?

— С тех пор как произошла авария, ты слишком опекаешь меня. С моей ногой всё в порядке.

— Твоей ноге лучше, но она не в порядке, — тон голоса мамы сделался резче, напугав пристегнутого к ней паренька.

Она потрепала его по маленькой ручке.

— А что если она останется в этом состоянии?

— Я ни на секунду не поверю в это. Даррен сказал, что её придётся ампутировать, а она зажила. Он сказал, что ты вероятно никогда не сможешь пользоваться ей, но ты ею пользуешься. Я знаю, что она заживёт, но вряд ли лишнее напряжение поможет этому. Может стать только хуже.

Мама редко повышала голос, и не потому что она не могла говорить со страстью в голосе. Я довольно рано поняла, что вещи, произнесённые спокойным тоном, могли воздействовать не хуже крика.

— К тому же двое из моих сыновей и так уже там. А зная остальных двоих, я могу предположить, что они убедят Нэйта позволить им принять во всём этом участие. Могу я оставить в безопасности хотя бы одного из своих детей?

Тонкие морщинки, появившиеся вокруг её шоколадных глаз, и её явное беспокойство заставили меня поумерить пыл.

Я вздохнула, сказав «Хорошо», и рука об руку мы поднялись по холму к нашему дому. Когда мы зашли в дом, и я сбросила с себя куртку, а мама достала Шторма из переноски.

— Не могла бы ты подержать его секунду, пока я её сниму?

— Эм.

Я уставилась на Шторма, который начал глазеть на меня в ответ. Я никогда раньше не держала на руках малышей. Малыши были такими хрупкими. А этого мне хотелось сломать меньше всего.

— Никки?

Я вытянула руки, просунула их ему под мышки, и он повис в воздухе.

— Дорогая, это не грязное бельё. Прижми его к себе.

Я прижала его к груди.

— Посади его к себе на бедро, положи одну руку ему на попку, а другой придерживай затылок.

— Я боюсь уронить его.

— Ты его не уронишь.

Мама переставила мои руки так, чтобы ребёнок надежно устроился у меня на бедре.

Он оказался гораздо тяжелее, чем выглядел.

Мама отстегнула переноску и развернулась, чтобы повесить её, но потом, вместо того, чтобы забрать у меня ребёнка, исчезла на кухне.

— Ты забыла Шторма.

— Я его не забыла. Я собиралась приготовить ему молока.

— А мне что с ним делать?

— Просто развлеки его.

— Как?

— Расскажи ему сказку, — раздался голос мамы с кухни. — У тебя прекрасное воображение.

Я опустила взгляд на Шторма. Он рассматривал меня с напряжённым беспокойством, из-за чего его лобик нахмурился, а брови почти касались друг друга. Я порылась в своей голове в поисках истории, подходящей ему по возрасту. Может быть, про драконов? Или волков? Ему точно нравились волки.

Он протянул руку и схватил одну из завязок на моей толстовке, обратив всё своё внимание на серую веревочку.

— Ага, это, наверное, хорошая идея, дружок. Я вообще не знаю, что мне с тобой делать.

Он неуверенно улыбнулся. Я насчитала у него девять зубов.

— А ты красавчик.

Один из уголков его рта приподнялся, как будто он решил одарить меня дерзкой улыбкой.

Я засмеялась, из-за чего его зелёные глаза сделались ярче.

— Ты разобьёшь не мало сердец. Это сразу видно.

А про себя я подумала: «Так же, как и твой папочка». Хотя я не знала, был ли Лиам сердцеедом. Я только знала, что его сердце было разбито в день, когда умерла мама Шторма.

Подумать только, Шторму было суждено никогда не узнать свою маму. Боже, как же это было грустно. Я не могла представить жизнь без своей мамы. Улыбка Шторма исчезла, словно он почувствовал трагический ход моих мыслей. Теперь он снова превратился в мистера Серьёзность.

— Когда я была маленькой, моей любимой историей была история про Робина Волка. Хочешь послушать?

Его маленький рот остался закрытым.

— Точно. Ты же ещё не умеешь говорить.

Он даже не пикнул, пока я рассказывала историю про Робина Гуда только в переложении для оборотней. Его глаза расширялись на кульминационных моментах, словно он понимал, о чём я ему рассказывала. Но даже если это было не так, он был гораздо более благодарным слушателем, чем все мои братья вместе взятые.

— Ты так хорошо рассказала эту историю.

Мама прислонилась к дверному косяку с бутылочкой молока в руке.

Когда Шторм заметил молоко — а может быть унюхал его — он начал изгибаться.

Мама подошла к нам, но вместо того, чтобы взять его, она протянула мне бутылочку. Я была очень удивлена и взяла её так, что ребёнок не мог дотянуться до неё, из-за чего начал рыдать. По-настоящему рыдать, со слезами и всё такое. Я засунула силиконовую соску ему в рот, чем испугала его. Я забеспокоилась, что он