Потом немного думает, морщит носик и добавляет:

– Противные…

Ага, усмехаюсь про себя.

Ну, тогда и вправду все понятно.

Противные.

Лучше не скажешь.

Придется выручать…

…К тому же, припоминаю, Леха говорил, они сегодня должны были своего вице-президента привезти.

Того самого, что рекламные бюджеты утверждает.

Точно надо идти.

Мое «неожиданное появление» мы с ним, кстати, заранее обсуждали.

Если что не так пойдет.

Взмахом руки отпускаю секретаршу, допиваю одним глотком давно остывший кофе, вздыхаю, сосредотачиваясь. Отключаю комп, не фига всяким не в меру любопытным чужим глазам по моему монитору елозить.

Так.

Можно идти…

…За время короткого пути с третьего, административного, этажа на второй, где располагаются клиентские службы и искомая переговорная, я неожиданно успеваю почувствовать себя очень старым и безмерно усталым человеком.

Мне скучно…

…Захожу, здороваюсь.

Так.

Чужих трое, по левую сторону большого «переговорного» стола.

Двоих знаю.

А этот жирный, с собачьими брылями урод в безбожно мятом, но дорогом даже по моим меркам костюме от «Бриони», – видимо, и есть искомый вице-президент.

Н-да…

И вправду – отвратительный типус.

Если б не бизнес, я с таким ублюдком на одном огороде, простите великодушно, и срать бы не сел.

Брезглив-с.

А – приходится терпеть.

И даже улыбаться…

Наши устроились напротив: Леха, Сергей и симпатичная девочка-эккаунт, все время забываю, как ее зовут.

…Ощущая себя глубоким, безразличным ко всему под этим неярким северным солнцем стариком, сажусь во главе стола.

Прием, годами отработанный.

Если кто-то изо дня в день протирает дорогие штаны на всеразличных совещаниях, то он на уровне подсознания будет воспринимать сидящего во главе стола как свое собственное начальство.

На уровне условного рефлекса, что называется.

Все мы тут в некотором роде… гкхм… собаки Павлова…

…Спросив – приличия ради – разрешения, не торопясь закуриваю, распоряжаюсь насчет кофе.

– Ну, – говорю бесконечно усталым голосом, – что у вас тут происходит, Алексей Владимирович? Докладывайте…

И – ловлю яростный взгляд из-под толстых прозрачных линз.

Самолюбив Леха, чего уж там.

Все понимает: и то, что так нужно, и то, что так и договаривались.

А – все равно кипит.

Это хорошо…

…Ответить мой партнер не успевает.

Вместо него, неожиданно для окружающих, – в том числе для неготовых к такому повороту своих собственных подчиненных, – начинает докладывать быстрой мятущейся скороговоркой жирный дегенерат. В миг превращаясь из самоуверенного ублюдка в «Бриони» в того, кем он и должен быть на самом деле по этой смешной и никчемной жизни.

В скромного советского бухгалтера в не менее скромном костюме от фабрики «Большевичка», по недоразумению взлетевшего на непредусмотренные судьбой и довольно убогими умственными способностями высоты.

И оттого – еще более неприятного.

«Противного», даже можно сказать.

Права, ой, права юная секретарша Леночка.

Надо бы поощрить…

…Видишь, как все просто, Алексей Владимирович?

Вы-то, небось, перед этим удодом битый час чистейший бисер метали.

А ему ваши аргументы с фактами – вообще ни к чему.

Ему нужен начальственный рык и заранее оговоренная небольшая сумма комиссионных.

Просто – немного поиграть словами, и все дела.

Мне скучно…

Первое мое стихотворение было опубликовано в школьной стенгазете.

Называлось оно «Вертикаль», и больше я об этом безобразии, к счастью, ничего не помню.

К счастью, – потому как стихи сии были, разумеется, – полным говном.

А вот саму школу, – точнее, старшие ее классы, – напротив, помню очень даже хорошо.

Ага.

Тяжело такое запамятовать.

Хотя бы потому, что девятый и десятый классы были, пожалуй, самые шкодные, романтичные и забавные годы в моей жизни.

Да и сама по себе школа была – ого-го.

Специализированная.

В смысле, – музыкальная, а вовсе не то, что вы подумали, зная скверную репутацию автора этих строк.

Можно сказать, – элитная.

Московская Государственная городская хоровая капелла мальчиков при институте имени Гнесиных.

Располагавшаяся непосредственно на Пушкинской, в Малом Палашевском переулке, неподалеку от Патриарших прудов, куда мы все, начиная с восьмого класса, дружно бегали за сигаретами.

Табачную точку, кстати, называли «у грузинки», хотя торговавшая там милая тетушка никакой грузинкой, разумеется, не была, а наоборот, оказывалась вполне себе реальной мамой знаменитого в ту пору музыканта Александра Кутикова из культовой тогда группы «Машина Времени».

Вот у нее как раз – и затоваривались.

В полный рост, ага.

Человек-то, собственно говоря, нужды и запросы молодого поколения музыкантов – вполне даже понимающий. Ибо ходят упорные слухи, что музыканты «Машины» временами не только табак курят, но об этом можно – только шепотом…

…Она, в смысле, школа, – собственно говоря, и сейчас там располагается.

В Палашевском.

Такая фигня…

…Вот там-то я и учился, если это так можно назвать, – музыке, – под доблестным руководством самой грандиозной Нинель Давыдовны Гамбург, Царствие ей Небесное.

Великая была тетка, чего уж там.

Великая и Ужасная.

Сейчас этой самой Капеллой руководит мой бывший одноклассник и, кстати, отличный товарищ, Леня Баклушин, чуть ли уже не заслуженный артист России, – бывший некогда нормальным таким московским музыкальным ботаником, обладавшим замечательным дискантом и вполне себе банальной школьной кличкой «Боевой Бекля».

Почему, кстати, «боевой» – лично для меня до сих пор загадкой остается.

Глумились, наверное.

А что реальным поводом послужило – сейчас уже как-то и не упомню…

И я искренне сомневаюсь, что добрейший и талантливейший Ленчик хотя бы на йоту может приблизиться к тому уровню поистине сверхъестественного ужаса и совершенно нереального обожания, которые сопровождали грозную Нинель по гулким коридорам сего богоугодного и, очевидно, богоспасаемого учебного заведения.