Эвелина, забыв о своих роскошных юбках, опустилась на пол рядом с соломенным тюфяком, на котором лежал ребенок. Она ласково откинула спутанные кудри с лица девочки. Юная мать протестующе дернулась, но, испуганно глянув на меня, снова замерла. Я довольно улыбнулась – как вовремя мы заглянули в аптеку! Еще больше я обрадовалась, когда выяснила, что стряслось с девочкой. Она всего лишь порезалась, но из-за грязи ранка загноилась. Для меня пара пустяков, особенно если вооружена такой замечательной вещью, как скальпель. Вскрыв нарыв, я прочистила ранку, наложила повязку и велела держать в чистоте.

В отель я вернулась донельзя довольная, чего нельзя сказать об Эвелине. Впрочем, у нее имелись все причины для дурного настроения – бедняжка со дня на день ждала известия о кончине деда. Она исстрадалась от сознания, что он умирает всеми покинутый. Я же считала, что старый граф сам виноват в своем одиночестве.

Тем не менее, ужинать мы спустились в столовую. Эвелина была как всегда великолепна, я же превозмогла себя и втиснулась в то самое кроваво-красное платье с чудовищным декольте. Наш выход произвел потрясающий эффект. Все постояльцы отеля мужского пола вывернули шеи, наблюдая, как мы шествуем к столику. Внезапно лицо Эвелины залил румянец. Я вздернула брови и огляделась. В дверях стоял... кто бы вы думали? Уолтер Эмерсон собственной персоной!

Не сводя глаз с Эвелины, он быстро пересек столовую, едва не опрокинув какую-то жабоподобную даму.

Следом за ним на пороге возникла и бородатая личность. Я едва сдержала смешок, глядя на угрюмую физиономию Эмерсона-старшего. Смотрелся он чрезвычайно эффектно – вечерний костюм сидел на нем мешком и имел такой вид, словно им не меньше недели забавлялось семейство бегемотов. Воротник рубашки впивался в мощную шею, наверняка причиняя ее обладателю неимоверные страдания. Мистер Эмерсон подрастерял все свое самодовольство и ковылял за братом, мрачно зыркая по сторонам.

Коротко поздоровавшись со мной, Уолтер повернулся к Эвелине, и они тотчас погрузились в беседу. Я вдруг обнаружила, что осталась с глазу на глаз с Эмерсоном. Мой враг стоял столбом и взирал на меня с видом глубокого уныния.

– Должен принести извинения, – пробубнил он.

– Ладно, принимаю! – сказала я и величественно взмахнула рукой, приглашая садиться. – Прошу, мистер Эмерсон. Странно встретить вас здесь. Насколько я поняла, светская жизнь – не в вашем вкусе.

– Это все Уолтер! – проворчал Эмерсон. Он расположился как можно дальше от меня, насколько это позволяло ограниченное пространство дивана. – Терпеть не могу подобные вещи.

– Какие вещи? – спросила я, так и млея от удовольствия.

Как же приятно видеть, во что превратился высокомерный и свирепый мистер Эмерсон! Достаточно было вытащить этого человека в общество, чтобы он ничем не отличался от безобидного ягненочка.

– Гостиницу. Людей. Словом, всю эту дребедень!

Он презрительно обвел рукой прекрасно обставленную комнату с ее изысканно одетыми обитателями.

– А где вы предпочли бы находиться? – спросила я.

– Где угодно, но только не здесь! А лучше всего на раскопках.

– В пыльной пустыне, вдали от благ цивилизации? В обществе невежественных арабов...

– Может, они и невежественны, зато лишены лицемерия, свойственного так называемым цивилизованным людям. Господи, как меня раздражают самодовольные высказывания английских путешественников в адрес «туземцев»!

К нему вмиг вернулся прежний апломб, Я решила подлить масла в огонь:

– Тогда вы должны одобрительно относиться к тому, что мы, британцы, делаем в Египте. Мы взяли на себя ответственность за финансы этой страны...

– Чушь! – тут же разъярился Эмерсон. – Вы полагаете, что англичане действуют из человеколюбия? Пусть мы не столь нецивилизованны, как турки, но цель у нас та же – собственный эгоистический интерес. Да еще позволили этим идиотам французам управлять Ведомством древностей, если это можно назвать управлением! Впрочем, наши собственные ученые ничем не лучше.

– Они все-все никуда не годятся? – ласково спросила я. – Все, кроме вас?

Моя ирония осталась незамеченной. Эмерсон воспринял вопрос всерьез.

– Есть один молодой человек по имени Питри[4], который, похоже, имеет некоторое представление о том, что такое археологический метод...

Я посмотрела на Эвелину. Слышать, о чем они с Уолтером беседуют, я не могла, поскольку Эмерсон галдел, как целая толпа, но, судя по всему, молодые люди прекрасно поладили. Я вновь переключилась на своего собеседника, который продолжал злопыхать:

– ...какие-то там горшки! Знаете, с гончарными изделиями надо что-то делать! Нужно изучить их типы!

– С какой целью?

– Да целей – сотни! Любая безделица, любой маленький осколок прошлого может дать нам бесценные сведения. Большинство этих предметов сейчас просто выбрасывается или, на худой конец, растаскивается невежественными туристами!

– Я поняла! Ученые не собирают кости и мумии, если не считать тех, что выставляют на обозрение в качестве диковинок. А ведь можно было бы столько узнать...

Эмерсон на мгновение лишился дара речи, потом выдохнул:

– Господи... Женщина с пытливым умом? Разве такое возможно?

На сей раз я решила пропустить оскорбление мимо ушей. Разговор меня заинтересовал, и я собиралась выпытать у Эмерсона как можно больше сведений, но тут нас прервали самым драматичным образом.

Эвелина, сидевшая в кресле напротив Уолтера, внезапно вскочила на ноги. Я обернулась и увидела, что, побледнев как полотно, она с ужасом смотрит в сторону входа.

Встревожившись, я обвела взглядом гостиную. В комнате было полно народу, но никого примечательного я не обнаружила. Прежде чем я успела провести более внимательную инспекцию, Эвелина рухнула на пол.

Обморок оказался на редкость глубоким. Битых две минуты я совала ей под нос флакон с нюхательными солями, прежде чем Эвелина очнулась. Наши вопросы она оставила без внимания, твердя как заведенная, что хочет побыстрее оказаться у себя в номере.

Уолтер предложил проводить нас, но Эвелина наотрез отказалась.

– Нет, нет! – срывающимся голосом пролепетала она. – Амелия мне поможет. Со мной все в порядке. Прошу вас, не трогайте меня.

Бедный Уолтер побледнел почти как Эвелина и покорился. Я успела шепнуть, что он может утром зайти проведать ее.

В номере нас ждала Треверс, от безделья глазевшая в окно. Эвелина отказалась от ее услуг, впрочем, Треверс не особенно и рвалась. Я отослала горничную.

– Пожалуй, отправлю-ка эту идиотку домой, – безмятежно проговорила я, словно не было сейчас заботы важнее. – Ей все здесь не нравится – страна, египтяне, наше судно...