Они свернули за угол, и тут спутник Клодин вдруг еле слышно чертыхнулся и резко, словно налетел на какое-то препятствие, сбавил ход.

Она взглянула ему в лицо — он беспечно улыбался, лишь глаза, напряженные и чуть сощуренные, метались из стороны в сторону. Потом вдруг, словно на что-то решившись, он по-хозяйски обнял ее за плечи и притянул к себе.

Клодин напряглась, пытаясь воспротивиться — парень, все так же улыбаясь, шепнул ей в ухо:

— Тихо. Давай сюда, в подъезд!

— За нами следят? — спросила она и сама удивилась, каким противно-тоненьким от страха сделался голос.

— Да, вроде того.

Он поднялся на три ступеньки, подошел к массивной двери и снова сквозь зубы чертыхнулся: дверь оказалась заперта.

— Ну что ж… — взглянул Клодин в глаза и вдруг усмехнулся — весело и совершенно неподходяще к положению, в котором они оказались. — Извини…

Обнял ее, прижал к стене и поцеловал.

От неожиданности она дернулась в сторону, но парень держал крепко; на миг оторвался от ее губ, шепнул:

— Не дергайся. Они идут. Может, проскочат… пожалуйста… — не договорил — снова поцеловал.

При других обстоятельствах все это, может быть, вызвало бы у Клодин смех — уж очень ситуация напоминала эпизод из старой, когда-то в детстве виденной ею комедии. Да, смешно… если бы не было так страшно.

Наверное, нужно было как-то подыграть ему, ответить на поцелуй, но все тело, казалось, превратилось в кусок бесчувственной холодной резины. Поэтому она просто закрыла глаза.

Шаги по асфальту… идут несколько человек, быстро и деловито; не разобрать сколько: трое, четверо?!

Приближаются… они уже совсем рядом!

Люди без задержки протопали мимо.

— Все в порядке, — услышала Клодин и открыла глаза. — Все. Сейчас можно будет идти. — Ее спаситель улыбнулся. — Ты молодец, хорошо держишься.

На этот раз в его речи ей послышался легкий, едва различимый певучий акцент.

— Ну, пошли. Теперь уже можно.

— Не м-могу… — с трудом выговорила Клодин — губы дрожали. Дрожали не только губы, дрожало все — ее буквально колотило; тело постепенно оживало, словно затекшая и онемевшая нога или рука.

И вдруг, неожиданно даже для самой себя, она наклонила голову и уткнулась лбом в плечо обнимавшему ее парню — просто потому, что у него были теплые руки — даже сквозь одежду теплые, сильные и надежные.

— Ну что ты? — он даже слегка растерялся. — Что ты… — неуверенно похлопал ее по спине, погладил. — Не надо, все будет хорошо. Все будет хорошо, вот увидишь.

Может быть, именно таких вот глупых, ничего не значащих, но утешительных слов Клодин и ждала, придя к Максу. Слов, тепла, живого человека рядом, который бы согрел и утешил — ждала, сама себе в этом не признаваясь. А дождалась — от совершенно постороннего парня…

— Только не надо плакать, — попросил он.

Плакать? Нет, плакать Клодин не собиралась — напротив, захлестнувшая ее волна паники постепенно улеглась, и она снова стала самой собой.

Подняла голову, спросила:

— Макс жив?

— Да, жив. Оглушен только. Ты готова идти?

— Да.

— На, надень мою куртку. И капюшон накинь. — Снял ветровку, протянул ей.

Ветровка была теплая, нагретая изнутри его телом — от этого прошли последние остатки дрожи.

— Придется ехать на метро. За машиной могут следить.

— А куда мы едем?

Он чуть поколебался перед тем, как ответить:

— В одно… безопасное место.

— Зачем?

— Я… — парень запнулся, — я не могу тебе сейчас ответить на этот вопрос. Тебе все объяснят, когда мы доберемся.

Слова его Клодин не понравились — более чем не понравились.

Чего эти люди хотят от нее? Может, они думают, будто Боб ей успел что-то сказать перед смертью, и это «что-то» для всех очень важно?

Она готова была прикрепить себе на спину плакат: «Ничего! Не! Знаю!» — но подозревала, что это не поможет.

Помочь сейчас могло только одно — то, чем наделил ее Господь: ее собственная голова. Иными словами, нужно было хоть как-то разобраться в происходящем, что называется, «разложить все по полочкам» — и как можно быстрее, пока она не оказалась в этом самом «безопасном месте». И заодно решить, хочет ли она вообще там оказаться…

Итак, ее преследует какая-то группа — условно их можно назвать «черные куртки». Им противостоит еще одна группа, к которой принадлежит и ее теперешний спутник — эти люди говорят между собой по-английски.

Кто они — мафия, террористы, агенты спецслужб, религиозная секта? Последний вариант весьма сомнителен — ни те, ни другие не похожи на религиозных фанатиков. Вот на мафиози — да, особенно «черные куртки».

И есть еще какие-то «кузены», о которых с неодобрительной ноткой в голосе упоминал мужчина в квартире Макса — чутье подсказывало Клодин, что он имел в виду отнюдь не своих кровных родственников.

Вот, пожалуй, и все, что ей известно. Маловато… А главное, по-прежнему непонятно, при чем тут она.

Конечно, ее спутник на вопросы отвечает более чем лаконично и уклончиво, но, может быть, все же удастся у него хоть что-то вызнать? Ведь не секрет, что кокетливой дурочке-блондиночке — очевидно, полагая, что у нее в одно ухо влетит, а в другое вылетит — мужчина зачастую готов сболтнуть куда больше, чем рассказал бы другому собеседнику.

А-уу! Где там у нас любопытная блондинка-то? И надо бы немного сбавить ход — а то вот-вот уже метро!

Клодин покосилась вправо — парень шел, зорко поглядывая по сторонам, рука его, казалось, намертво закрепилась у нее на талии.

— Ах! — внезапно захромать получилось весьма естественно. — Ой!

— Что случилось?!

— Камешек! Камешек, наверное, в кроссовку попал!

Опираясь на него, она проковыляла к ближайшему дереву, прислонилась спиной.

Ее сопровождающий сделал именно то, что предполагалось — присел на корточки и принялся расшнуровывать ей кроссовку.

— Ну а все-таки — куда Мы едем? — спросила Клодин кокетливо и чуть капризно; откинула капюшон, поправила волосы.

— Приедем — сама все увидишь. — Парень снял с нее кроссовку, потряс — оттуда, естественно, ничего не выпало. Потряс снова, пошарил внутри рукой — и, ничего не обнаружив, натянул ее обратно.

— А ты и там будешь меня охранять? — хихикнув, выдала Клодин новый вопрос.

На этот раз он поднял голову, взглянул на нее чуть удивленно.

«Сбавь обороты, переигрываешь!»— посоветовала она самой себе.

— Как ты сегодня дрался здорово! Я даже в кино такого никогда не видела! Ты полицейский, да?