Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одной из целей передачи ребенка на воспитание в другую семью было обучение. В исландских сагах иногда говорится, что мальчиков отдавали в ученики юристам. Вероятно, эта практика была приемлема и для девочек, но данные источников в этом отношении звучат расплывчато. В «Саге об Эйрике Рыжем» (Eiríks saga rauða) набожная женщина Гудрид рассказывает, что о песне, необходимой для конкретного обряда, она узнала в детстве от приемной матери Халльдис (см. главы 3 и 6), муж которой был другом отца Гудрид. Из этого можно сделать вывод, что девочки часто проводили длительное время на воспитании в семьях близких знакомых, выступавших в роли опекунов[57]. В других сагах говорится о том, что женщины обучают колдовским навыкам молодых людей, но при этом они не живут вместе[58].
Если ребенок рос в собственной семье, в качестве опекунов – как отца, так и матери – о нем могли заботиться представители более низкого сословия (возможно даже рабы). Как ни странно, для их определения использовались те же слова (fóstri и fósutra), что и для представителей высшего сословия, как в случаях, описанных выше. Очевидно, что социальные функции, выполняемые в рамках двух этих моделей, разнятся[59]. Встречаются разные описания того, какие роли исполняли приемные родители из низшего сословия, но чаще всего они сводились к физической и эмоциональной заботе о ребенке. В сагах связь между выросшими в таких условиях девушками и их приемными матерями часто описывается как близкая, доверительная и сохраняемая на всю жизнь. Взрослые женщины часто приводили приемных матерей в свой новый дом при замужестве или обеспечивали их в старости[60]. В «Саге о людях из Лососьей долины» (Laxdæla saga) описана горечь от разлуки: похищенная ирландская принцесса Мелькорка просит своего сына Кьяртана привезти с собой ее приемную мать, когда тот поедет на встречу со своим дедом в Ирландию. Узнав, что конунг просьбу отверг, она огорчается. А когда приемная мать узнает о том, что у Мелькорки, которую за несколько лет до этого похитили и продали в рабство, все хорошо, по ее лицу текут слезы радости и облегчения[61].
На фоне столь трогательного примера любви между женщинами, преодолевающей классовые и возрастные барьеры, «Сага о Ньяле» (Njáls saga) предлагает нам модель, в которой похожие отношения предстают как потенциально опасные. Тьостольв – ревнивый и склонный к манипуляциям опекун Халльгерд. Сперва он убивает ее первого мужа, который действительно был грубияном и тираном, но затем, когда девушка уже счастливо живет во втором браке, задира Тьостольв сам становится угрозой. Он объявляется в доме Халльгерд незваным гостем и просит приютить его. Читатель вправе предположить, что девушка, за которую может заступиться новый муж, откажет ему, но Халльгерд, которую обычно сложно разжалобить, этого не делает. Трагедия не заставляет себя долго ждать: Тьостольв убивает и второго мужа девушки, на этот раз заставляя ее по-настоящему горевать. Внимательный читатель может заметить, что рассказчик (намеренно или неосознанно) оставляет намеки на то, что, когда Халльгерд была маленькой, опекун подвергал ее сексуальному насилию или, по крайней мере, добивался этого. Это могло бы объяснить пассивность и нерешительность девушки, даже прошедшей через два брака[62].
Бабушки и дедушки тоже принимают участие в уходе за детьми, ведь они обладают большим временем, которое можно уделить этому занятию, чем родители, постоянно занятые другими обязанностями. Тем более, что старшему поколению порой недостает общения. В «Саге о людях из Лососьей долины» Гудрун, дочь Освивра, берет себе на воспитание внучку Хердис. В саге можно встретить трогательное описание того, как сильно Гудрун любит Хердис, а та послушно вместе с бабушкой участвует в ночных молитвах. Их взаимные любовь и преданность полностью лишены того напряжения, которое характеризует другие отношения Гудрун (см. главу 4), а ее нежность по отношению к Хердис в какой-то степени оттеняет ее собственный суровый характер. Еще одну пару положительных образов можно встретить в «Саге о людях из Флетсдаля» (Fljótsdæla saga): пожилой мужчина предлагает своему сыну, недавно потерявшему ребенка, позаботиться о его двухлетней дочери, оставшейся без матери[63]. Рассказчик убеждает нас, что цель старика – утешить отца, но мы можем предположить, что пожилой человек, который берет на воспитание внучку, это просто нормальная ситуация для тех времен. Подобные фрагменты саг позволяют представить себе, что обнаруженные в норвежском захоронении на Оркнейских островах тысячелетней давности скелеты женщины и 10-летней девочки могли принадлежать бабушке и внучке[64]. Такие трогательные примеры помогают поверить в то, что в скандинавском обществе молодые девушки по доброй воле скрашивали жизнь старух, перенимая семейные предания, даря поддержку и утешение.
У нас мало данных о том, каково было быть ребенком в эпоху викингов, тем более что этот опыт, скорее всего, разнился в зависимости от региона, социальной и религиозной принадлежности. Этот разрыв проиллюстрирован в «Песни о Риге» (Rígsþula). По сюжету бог Риг посещает три хозяйства: лачугу раба, дом землевладельца и обитель знатной четы[65]. Как ни странно, Риг делит ложе с семейными парами в каждом жилище, а девять месяцев спустя там рождаются младенцы. Мальчику, родившемуся в доме рабов, достается самая тяжелая работа, как и его братьям по прозвищам «Вонючий», «Сутулый», «Обрубок», «Скотник», «Кривоногий» и «Храпун», которые говорят о неправильном питании, об изнуренности и болезненности детей. Ребенка, появившегося в знатной семье, назвали Ярлом (так же скандинавы называли своих племенных вождей, а позже – верховных правителей той или иной страны). У него были светлые волосы, румяные щеки, пеленки его были из шелка. А вместо рассказа о третьем ребенке можно привести археологические аналогии: в Бирке обнаружили тысячелетнее захоронение маленькой девочки, которая, судя по всему, питалась мясом, носила дорогую и качественную одежду и жила в достатке[66]. Но можно предположить, что жили в Бирке и другие дети, с менее завидной судьбой: с рационом похуже и которых не ожидали в конце жизни роскошные похороны. Дети викингов, безусловно, испытывали на себе влияние социального статуса родителей.Дети викингов, безусловно, испытывали на себе влияние социального статуса родителей.