В некоторых скандинавских текстах сообщается, что младенца при получении имени окропляли водой. За неимением других источников достоверность такого утверждения установить сложно. Вероятно, описание этого обычая могло быть добавлено уже христианскими писцами[43]. Согласно отдельным скандинавским законам, ребенок начинал считаться частью местного сообщества после первого кормления. Мать кормила новорожденного грудью в присутствии посторонних, тем самым он символически признавался членом общины[44]. Еще один ритуал проводился до или после первого кормления: отец брал младенца на руки, признавая его как своего ребенка и принимая ответственность за его благополучие. Большинство письменных источников признают, что отец (или старший мужчина в семье) обладал правом решать, будет ли ребенок жить или должен умереть. Это право было сильнее материнского, которое ограничивалось функцией источника жизни[45]. На примере Хельги мы видим, что матерям приходилось прибегать к тайным методам, чтобы сохранить ребенку жизнь вопреки решению отца.

Какими бы ни были ритуалы, семья собиралась не затем, чтобы полюбоваться младенцем, цель была более практичной. Выполняя ритуал на публике, родители брали на себя ответственность за содержание детей, включали их в линию наследования, тем самым предоставляя права самостоятельной личности. Это подтверждают традиции, согласно которым детям давались имена: их часто называли в честь бабушек, дедушек или других предков, подчеркивая преемственность между поколениями[46]. В том случае, если отец не признавал ребенка (это чаще всего происходило, когда имела место связь со служанкой), тот оказывался изгоем, не имевшим права наследования.

Если судить по различным скандинавским и исландским кодексам законов, записанным в XII и XIII веках, но при этом в своих общих принципах восходящих к эпохе викингов, нормы содержания детей в скандинавском обществе были непростыми. Родители должны были заботиться о своем потомстве, но только в том случае, если могли обеспечить себя и (при необходимости) своих родителей. Другими словами, родители имели приоритет над детьми. По умолчанию расходы распределялись следующим образом: две трети обеспечивал отец, одну треть – мать; подобное соотношение могло быть изменено по обоюдному согласию[47]. В случае развода родители совместно решали, с кем оставался жить ребенок. Исключение составляли кормящие матери, которым разрешалось оставлять младенцев у себя, пока им не исполнится год или два[48]. Если ребенку причиталось какое-то имущество по наследству, он не мог распоряжаться им до 16 лет. До этого возраста семья полностью заботилась о его содержании[49]. В этом случае исключение делалось для девушек, которые вышли замуж и овдовели до 16 лет. Они могли претендовать на причитающееся им наследство. Отдельные детали в отношении возраста и прочих факторов могли варьироваться в зависимости от конкретного региона и эпохи, но в общих чертах они позволяют говорить о том, что викингов волновал этот аспект жизни, который они пытались формализовать.

Отец, дядя по отцовской линии или мать ребенка несли ответственность за его имущество; для защиты прав собственности до достижения детьми совершеннолетия существовали строгие правила. Оспорить их несовершеннолетний не мог, поэтому даже состоятельный ребенок полностью зависел от степени благородства и ответственности своего опекуна[50]. У викингов также работали механизмы опеки над сиротами, детьми неимущих или преступников, хотя порой забота об этих наиболее уязвимых членах общества приобретала печальный окрас. Детей, пропитание которых было родителям не по карману, отдавали на попечение соседей. Если те не могли их оставить навсегда, через год приемные родители менялись[51]. Кроме того, в законах предусматривались действия на тот случай, если приемные дети умирали от голода или были оставлены на произвол судьбы. Это свидетельствовало о том, что обращались с ними не очень хорошо[52].

Мы не можем быть уверены, что этим нормам реально следовали, но имеем основания предполагать, что детские годы, проведенные в нестабильной и, вероятнее всего, неблагоприятной среде были несчастными. На этом фоне жест доброй воли в отношении обездоленного ребенка, описанный в художественном тексте, мог добавить персонажу привлекательности. Заглавный герой «Саги о Гисли» относится к своей приемной дочери Гудрид как к родной, извлекая из этого некоторую выгоду. По мере обострения вражды между Гисли и двумя его родственниками – братом Торкелем и зятем Торгримом – юная Гудрид шпионит в пользу своего приемного отца, поочередно навещая его противников под тем или иным предлогом. Полученные от нее сведения позволяют Гисли понять, что он находится в серьезной опасности, и предотвратить надвигающуюся угрозу[53]. Годы спустя Гудрид продолжает поддерживать своего приемного отца, которого объявляют вне закона. Она помогает его жене Ауд укрыть его и встает на его сторону во время финальной битвы. Ее преданность служит доказательством того, что в детстве приемные родители обращались с ней хорошо вне зависимости от требований закона.

Несмотря на отсутствие кровных уз, приемных родителей и детей связывали прочные отношения, признанные на уровне законов. В отдельных случаях приемные дети имели такой же правовой статус, как и биологические[54]. За исключением нескольких регионов, в скандинавском обществе не существовало формальных институтов наподобие школ или кружков, помогающих социализации. Этому могло способствовать устройство детей в семьи более высокого сословия, что также расширяло влияние рода, выводя его за рамки кровных связей[55]. Так как эти процедуры жестко регулировались традициями и нормами, можно говорить о том, что дети воспринимались просто милыми карапузами лишь в течение нескольких первых лет. При этом все понимали, что в дальнейшем им предстоит играть свою роль в общественной жизни. Решение о том, как и где должен воспитываться ребенок, тщательно обдумывалось[56].