Я взглянул на часы. 21.47. Время пить «Херши». Буфет, предваряющий собою игровые автоматы и зал ожидания, исправно функционировал, кудрявая буфетчица, девица уже на грани «второй степени свежести», но еще вполне в материале, призывно улыбалась всем появляющимся вокруг мужикам и шустро поставляла на прилавок подозрительный кофе и не менее подозрительную водку. Ажиотажа вокруг не было, но и особого застоя не наблюдалось. Это я, похоже, удачно зашел.

Стараясь не особенно привлекать к себе внимание тоскующей Дульсинеи, я с чувством внутреннего содрогания купил бутылку дешевой водки, пару бутербродов, которые почему-то нужно было называть «гамбургерами», и пристроился за столиком, дающим максимально полный обзор места предполагаемой мною «Драмы на охоте». Дабы соблюсти статус «дичи» и не нажраться в хлам сомнительного происхождения водкой, я начал было искать себе компанию, но буквально сразу выяснил, что компания-то у меня уже есть, просто я ее не заметил. Она, то есть «компания», скромно потупившись стояла чуть поодаль от столика, и время от времени с боязливой надеждой поглядывала в мою сторону. Удача явственно улыбалась, восторженно блестя в меня всеми сорока двумя зубами. Неопределенного роста и возраста бомж совершенно логично рассудил, что ТАКУЮ водку приличные люди не покупают, а коль скоро человек не шибко приличный, то может и налить грамульку страдальцу. О таком соседе я мог только мечтать.

Призывно покачав бутылкой, я уже через долю секунды с изумлением наблюдал его стоящим рядом, с готовым к наполнению стаканом в руке. Если бы мне в отрочестве удалось хоть раз продемонстрировать подобную реакцию, старый Коцукэ-сан был бы просто счастлив. Налив в оба стакана отчаянно вонючей жидкости, я собрался было произнести вялое подобие тоста, но не успел. С той же скоростью бомжина осушил свою емкость и начал уже было отчаливать. Вот тут-то я успел его прихватить.

— Стой! — тихо, но грозно рявкнул я. Он завис на одной ноге. — Видишь?

Полбутылки водки произвели на него завораживающее впечатление.

— Выпить хочешь?

Вопрос был риторическим, мужик почти захлебывался слюной. На произнесение слов сил у него уже не оставалось, энергичный кивок был мне ответом.

— Тогда стой ровно. Мне компания нужна, не могу один пить, а душа горит, — разливая «бальзам» по стаканам, подвел я идеологическую базу.

— Так ты это… Е-мое… Так бы и сказал, это… А я че… Я с хорошим человеком завсегда… А то это… Понимаешь… Я смотрю — че мужику надо? Не пойму… Может, думаю, это… Передаст какой…

— Сам ты это… Е-мое, — передразнил я его. — У меня друг бабу отбил, понимаешь?

Это мужик понимал. И беседа наша полилась в полной душевной гармонии и согласии. Персонаж был, надо признать, объемности нечеловеческой. Глыба. Загадочная русская душа в одном флаконе. Звали его Коляном. Лет Коляну можно было смело давать от двадцати до ста пятидесяти, без базара, е-мое. Волосы он носил в меру длинные, абсолютно нечесаные и грязные до разноцветности. Никакому Дега вкупе с Моне такой колер и не снился. Драный и истертый пиджак, в котором он, как я сперва решил, сразу и родился, оказался от «Iceberg». Этикетка, замусоленная, но еще вполне читабельная, была мне продемонстрирована. В руках он все время тискал какой-то пакет, по опыту, видимо, зная, как опасно расставаться со своими вещами на вокзале. А в пакете, под разной мягкой рухлядью, на самом дне явственно просматривалась запечатанная бутылка шампанского. После долгого жеманства Колян сознался, что несет ее Катьке, своей любимой женщине. Ну, и в довершение ко всему выяснилось, что он завзятый читатель, и более всего ценит фантастику. «Ну… Эта… Чтоб рыцари там, драконы… Эти… ельфы… Ну понял, короче?» Особливо уважал Колян писателя Бушкова. «Только не это… Не про рыбу… Эт так, фуйня. Вот про Сварога, эт да!» Ни добавить, ни прибавить. Оставалось только снимать шляпу при разливе.

Являя собой пару при любом раскладе наиболее примечательную на всей территории этого заповедника социализма в радиусе метров пятидесяти, мы, тем не менее, были надежнейшим образом защищены от чьего бы то ни было внимания. Именно в силу абсолютной своей непрезентабельности.

Усиленно подливая разговорившемуся Коляну водку и не забывая вовремя вставлять «Е-мое…», я параллельно успевал внимательно следить за окружающей меня действительностью. Поэтому растущее в воздухе напряжение ощущал буквально кожей. Описанный мне Стрекаловым человек в белой футболке с надписью «ELF» и серых брюках по-прежнему не появлялся. Поскольку я провел в буфете уже больше часа, то вариантов могло быть только два: или он пришел еще раньше меня и теперь просто живет в зале ожидания, невидимый и таинственный, или же его аккуратно изъяли по дороге сюда. Почему-то второй вариант казался мне гораздо более реальным. Близилось время «Ч».

Блондинистого мужчину с небольшой кожаной сумкой, гордо продефилировавшего мимо застывшего от восторга меня, скрутили ровно в четыре минуты двенадцатого. К троим уже отмеченным мной орлам мгновенно присоединилось еще трое, сидевших, по всей видимости, в зале. Обвисший на руках своих пленителей, он был тихо и без лишней помпы вынесен в обратном порядке, то есть опять-таки мимо нас с Коляном, торжественно застывших за нашим столиком. В очередной раз логика и интуиция одержали победу над стандартными методами работы. Регулярно, кстати, порицаемыми руководством ФСБ. Или же… Мы опять сыграли в «поддавки».

— Пойдем, Колян, — сказал я. — Мне кажется, что человеков тут унижают.

И мы пошли. Дальше все было делом техники. Сердечно расставшись с собутыльником, я зашел в кассовый зал на первом этаже. Еще ранним вечером я приметил шустрого молодого человека с лицом «кавказской национальности», который в два счета решал любые проблемы с билетами, беря за это, естественно, чуть больше номинальной стоимости. И здесь же, не подходя к кассе, за два миллиона рублей приобрел у него два билета «СВ» на «пятерку». «Интуристовский эшелон» уже стоял под парами, потеющие продавцы прохладительных напитков сновали по перронам взад и вперед, а утратившие за годы «перестройки» былую надменность проводники расхаживали у вагонов, тепло улыбаясь обладателям билетов. До отхода поезда оставалось семь минут. Единственное, что от меня требовалось, это пройти сквозь редкую цепочку людей в камуфляже и штатском, проверяющих документы у особенно понравившихся им граждан. Как правило, светловолосых. По всей видимости, искали блондина со шрамом на правой щеке, совершенно игнорируя всяких там брюнетов. Ну разве можно было этим не воспользоваться?

Ковровая дорожка, многое перевидавшая на своем веку, услужливо заглушала звук его шагов. В длинном коридоре, населенном множеством казенных дверей без табличек, вообще почти всегда было тихо. И малолюдно. Ничто не выдавало той напряженной работы, которая кипела за плотно закрытыми дверями. У сотрудников этого учреждения, в отличие от многих других «институтов государства», не было привычки бродить по соседним кабинетам, сидеть в курилках, жаловаться друг другу на жизнь и травить байки про начальство. Слишком важным считалось то дело, которому они служили, слишком жесткими были критерии отбора будущих сотрудников, и слишком сурова была «трудовая дисциплина». На протяжении всего пути майор Дмитриев встретил лишь нескольких человек, торопливо идущих по каким-то своим, наверняка очень важным делам. Лицо одного из них показалось майору знакомым, и он на всякий случай кивнул, здороваясь. Кто это был, действительно ли они знали друг друга — в данный момент у него не было ни времени, ни желания задаваться подобными вопросами. Информация, пришедшая вчера вечером из Петербурга, погружала ответственного работника Департамента контрразведки ФСБ России в такую пучину проблем и неприятностей, что ни на что другое в его мыслях просто не оставалось места. А самым противным было то, что к исполнению его прямых служебных обязанностей вся эта беда не имела ровным счетом никакого отношения.