Она негромко смеется.

— Да. Ты как будто видишь все, что происходит.

— Я вижу.

Она замолкает, а потом абсолютно серьезно спрашивает:

— В каком смысле?

— Успокойся, — говорю с улыбкой. – Я не слежу за тобой. Я тоже лежу с закрытыми глазами и смотрю кино в своей голове.

Она облегченно выдыхает.

— Давай продолжим, — просит. Мне это нравится. Потому что она открыто выражает свои желания, что уже большое достижение для нас – совершенно незнакомых людей.

— Коснись нижних губок. Просто проведи по ним пальцами и почувствуй нежность кожи. А теперь разведи их в стороны и коснись клитора.

— О-ох…

— Рано, Кошка. Терпение. Не вздумай надавливать на свою чувствительную кнопку и выводить на ней круги, иначе игра слишком быстро закончится. Ну же. Просто прикоснись. Что чувствуешь?

— Мне приятно, — дрожащим голосом отвечает она.

— А теперь еще ниже. Введи в себя один палец. Всего один и не двигай им. И сосредоточься на том, о чем я тебя прошу. Что чувствует твой палец?

— Мне… горячо и… мокро.

— А что чувствует твое лоно?

— Хочется подвигать пальцем и сжать его.

— Подвигай.

Она начинает издавать какие-то звуки, которые я могу сравнить только с кошачьим мяуканьем. Но мне этого недостаточно.

— Вернись к клитору и сделай то, что тебе хочется больше всего. Озвучивай каждое свое движение, Кошка.

И для меня наступает мои личный Ад, потому что она озвучивает. Хриплым, низким голосом, который постоянно прерывается стонами и всхлипами. Ее голос дрожит. Я сильнее сжимаю член и ускоренно двигаю рукой в попытке угнаться за Кошечкой.

— Я кружу пальцами по… по… боже… по клитору. Быстро. Потому что хочу… чтобы это наконец закончилось.

— Тебе неприятно?

— Мне слишком приятно, и, кажется, что я сейчас просто отключусь.

— Говори, Кошка. Ты замолчала, — рычу.

— И я иногда… ну… ныряю пальцами внутрь. Там так все сжимается… немного больно… и приятно. И я… я вся вспотела. Мне очень жарко.

И мне жарко. Так жарко, как будто я лежу на раскаленной сковороде, а персональные черти моей Кошечки подбрасывают дровишки в огонь. Я так быстро дергаю рукой, что даже не успеваю уловить никаких ощущений, кроме основных. Мне чертовски хорошо. И удовольствие сейчас доставляю не я сам себе, а она – мне. Своими словами, тяжелым дыханием, стонами.

— Мне надо… Слышишь? Мне надо… я должна… я…

Ее речь становится бессвязной, а потом я слышу шорох и отдаленно – громкий, протяжный, хриплый стон, который действует на меня особым образом. В глазах темнеет, а подбирающийся к пояснице пожар не оставляет шансов. Моя спина слегка выгибается над кроватью, и я лечу вслед за Кошкой, заливая живот спермой. Дрожа, выжимаю последние капли, и моя рука обессиленно падает на бедро. Я слышу у уха треск корпуса телефона, который я сжимаю так, что он краями впивается мне в ладонь.

— Кошка? – выдыхаю тихо.

Снова слышу какое-то шуршание, а потом тяжелый вздох в трубку.

— Ты – змей-искуситель, — я слышу в ее голосе улыбку, которая зеркально отражает мою.

— А ты соблазнительница.

— Я тебя не соблазняла.

— Еще как соблазняла. Мне нравятся звуки, которые ты издаешь, когда кончаешь. Я сейчас кое—что скажу, только не пугайся, ладно?

— Мгм, — неуверенно.

— Я очень хочу посмотреть на то, как ты все это проделываешь. Не услышать, не прочитать, не посмотреть на видео. Хочу видеть тебя вживую. Только не спорь сейчас. Я всего лишь озвучиваю свою фантазию. Может быть, мы никогда не встретимся, но это не повод не помечтать об этой встрече, Кошка.

Она молчит. И я молчу. Слушаю ее дыхание. Наслаждаюсь тем, что она просто на связи.

— Я бы тоже хотела увидеть тебя, Темный, — наконец произносит она негромко. – Но мне пока страшно. Давай мы пока не будем торопиться.

— Не будем, конечно,— отвечаю я не без некоторого разочарования. Приподнимаю бедра и, вытащив из-под задницы полотенце, вытираю руку и живот, сбрасываю полотенце на пол, а сам забираюсь под одеяло. – Расскажи, как прошел твой день.

— Ого, кого-то штырит. Дружище, тебе пора потрахаться. У тебя спермотоксикоз, — подкалывает меня Макар, зарабатывая нехитрую комбинацию из пальцев, призванную доходчиво объяснить моему другу, что мне не нравится его комментарий.

— Согласен, он слишком часто хмурится в последнее время, — подтверждает Рома, и вот уже средний палец направлен в его сторону.

— Надо будет в центральный суд съездить, — произношу рассеянно, перекладывая документы из одной стопки в другую. – Мы завтра начинаем бесплатные консультации.

— Черт! – восклицает Рома. – Я совсем забыл. Кого отправим?

— А что, есть кого? Вон великий и могучий Макар Ильич обещал нам пару студентов подогнать в помощники и чтобы гонять их на консультации по судам. Да только что-то пошло не так, да, Макар?

Он возвращает мне тот самый незамысловатый жест и снова утыкается взглядом в стоящий перед ним ноутбук.

— Короче, все это классно, — говорит Роман, — но мы собрались здесь, чтобы обсудить планы на следующую неделю. В противном случае хер бы я потратил воскресенье на болтовню с вами. Мне и так пришлось выгнать сочную нимфу из своей квартиры рано утром. Так давайте хотя бы сделаем так, чтобы я сделал это не зря.

— Так. У меня завтра четыре заседания. Консультация начинается в десять утра, — говорит Макар. – Я после последнего заседания мчу в универ.

— Я улетаю ночью в Питер, вернусь только вечером.

— Ох, черт, точно, — отвечаю на реплику Романа, — я забыл, что ты в командировке.

Открываю свой телефон и рассматриваю график.

— Завтра я могу поехать на эту консультацию, — говорю спокойно. – Гену оставим на встречу с Сазоновой. Думаю, он сможет все сделать правильно. Там в принципе надо всего пару документов подписать и немного подробнее расспросить про ее притязания на дом. Но на следующую неделю надо кого-то найти, парни. Или планировать график так, чтобы кто—то из нас успевал по понедельникам ошиваться в суде на протяжении четыре часов.

— Та нет, у нас не выйдет. Понедельник – самый жирный день на заседания, — говорит Роман. – Так что вряд ли выгорит. Давайте прикинем. У нас четыре помощника.

— И те скоро будут ходить домой раз в неделю при их загрузке, — дополняю его слова, и парни кивают.

— Макар, да найди ты нам уже студентов. Хотя бы на лето, пока перекантуемся.