Но что значит год? По громадности задания пролетит, и не заметишь. Только как отнесутся к этому казаки?

Зря он не верил. Мог бы отнестись к делу более основательно, хоть предупредить людей. Даже странно, что никто ничего не понял. Или виновата усталость? Пройти такой путь по горам!

Львиная доля нагрузки падала на офицеров и казаков. Ночные дежурства, проводка коней днем, тут уж не до отвлеченных мыслей. Да и Мюллер уставал. На коротких привалах он старательно рисовал кроки пройденного пути, вел дневник, иногда отвлекался, выискивая минералы, карабкаясь за ними на скалы пока остальные проходили мимо. Лишь главного пока не приметил. Как и Воздвиженский, явно утративший романтический взгляд на мир до первого большого привала, и старающийся не отстать.

Кречетов вел отряд наугад, руководствуясь лишь едва различимой тропинкой. Никаких поселений пока не попадалось, а, может, их тут и не было вообще.

Зато утром несказанно повезло. Тропка неожиданно вывела к настоящей дороге. Пусть последняя была пустой, однако никаких сомнений в ее предназначении быть не могло. Довольно широкий и сравнительно ровный путь, по которому не то что скачи, на повозке можешь ехать.

А тут еще впервые за все дни хмарь вдруг рассосалась, и с небес радостно засветило солнце. Пусть оно несло жару, то есть, дополнительные трудности, все равно его свет радовал души. Пока радовал, ведь если дальше не попадется вода, плохо придется и коням, и казакам.

Здесь, в горах, светило выглядело несколько больше, и даже цвет его был вроде несколько иным. Ну, так горы все-таки, не привычная равнина.

Не слишком отдохнувшие за ночь лошади радостно заржали, своим звериным чутьем осознав окончание не слишком удобного отрезка пути. Их радость не слишком померкла даже когда проявилась обратная сторона медали – отныне не люди будут помогать им при каждом подъеме и спуске, а напротив, им придется вести на себе людей.

Теперь дело пошло намного быстрее. Кто бы ни проложил дорогу, сделал это он со знанием дела. Конечно, она не была, да и не могла, быть особенно ровной, тут были и изгибы, и движение то вверх, то вниз, и все-таки, чрезмерных перепадов пока не наблюдалось, копыта били о камень, и скалы по сторонам медленно уплывали назад.

И сразу изменилось поведение Мюллера. На ходу многого не сделаешь, зато сейчас он крутил головой из здорового любопытства ученого человека, оказавшегося в краях, еще не описанных коллегами. Вот профессор и старался вовсю восполнить этот недопустимый пробел, порою умудряясь заносить что-то в записную книжку прямо на ходу.

Из-за этой манеры Мюллер то и дело отставал от отряда, и Буйволову приходилось в свою очередь задерживаться, а затем подгонять увлекающегося ученого.

– Карл Иванович! Все уже уехали, – есаул говорил бесстрастно, и лишь хорошо знавший его мог разобрать в голосе едва заметную нотку осуждения.

– Что? – Мюллер встрепенулся и с некоторым недоумением посмотрел на исчезающий за очередным склоном отряд.

– Говорю: на привале допишите.

Профессор взглянул на него с некоторой оторопью.

– Вы не понимаете. Это же бесценные наблюдения! Здесь ни разу не ступала нога человека, любезный Петр Антонович!

– Почему не ступала? Местные ходят здесь более-менее постоянно, – невозмутимо отозвался Буйволов.

Высказанная мысль показалась Мюллеру таким откровением, что в глазах профессора появилось уважение. Обычно он относился к офицерам с некоторым предубеждением, как к людям от науки далеким. Единственным исключением, по мнению Мюллера, был начальник экспедиции. Кречетов хоть и носил золотые погоны, но был ученым и по роду деятельности, и по призванию. Даже имел несколько серьезных капитальных трудов по этнографии, географии, истории, являлся действительным или почетным членом ряда научных обществ, то есть, с точки зрения профессора, был коллегой по нелегкой научной стезе.

– Ну, то местные. В Европе о здешних краях неведомо почти ничего, – с некоторым смущением пробормотал Мюллер.

Впрочем, коня он подстегнул. Кречетов еще раньше предупреждал, что ждать никого не будет, а не стоит подводить начальника. Его ведь тоже можно понять: стоило ли разделять отряд на две части, чтобы потом задерживаться без особой на то причины? Тем более что чуть дальше вполне может ждать какое-нибудь открытие.

И грызли профессора какие-то смутные подозрения, только он никак не мог грамотно сформировать их, свести в систему, отчего испытывал определенный дискомфорт.

Около полудня ехавший впереди дозором Крюков призывно махнул остальным издалека рукой. Но еще чуть раньше доносившийся шум успел породить определенные надежды.

Прошло несколько минут, и взорам путешественников открылась давно чаемая, желанная картина.

Слева о дороги обнаружился большая ложбина. Откуда-то сверху водопадом обрушивалась вода, превращалась в маленькую, по-горному быструю речку, которая пробегала не менее семидесяти саженей, а затем скрывалась в скальной пещере, превращаясь в подземный поток.

По обеим сторонам довольно густо росла какая-то трава, синели цветы, и даже крохотные деревья сумели прижиться вблизи от живительной влаги.

Радостно заржали кони. Лица людей расцвели улыбками.

– Велика милость Божия! – спешившись, провозгласил отец Александр и осенил себя крестным знамением.

Остальные уже вели лошадей к оазису, а батюшка зачем-то сделал несколько шагов к ближайшей скале.

Дальнейшее произошло настолько внезапно и быстро, что никто из путешественников не успел ничего понять, предпринять, или хотя бы предостерегающе вскрикнуть.

От скалы отделился здоровенный нарост, но полетел не прямо вниз, как полагается падающим камням, а под углом. Прямиком в оказавшегося на пути монаха.

Каким-то неведомым образом батюшка сумел отпрыгнуть, не оказаться под падающей грудой, и она тяжело рухнула совсем рядом с его ногами. Дальше…

Дальше груда неожиданно выбросила вперед нечто наподобие щупальца, и его конец ухватил отца Александра чуть выше коленки.

Батюшка отшатнулся и рухнул на спину.

И только сейчас раздался чей-то запоздалый крик, тут же поперхнувшийся от изумления.

В первое мгновение показалось, что камень рассыпается от удара, но нет. Здесь было совершенно другое. Словно рухнувшее нечто было не твердым телом, а чем-то достаточно гибким, наподобие дерева. Скорее не дерева, а диковинного животного.

– Мать!.. – громко выкрикнул батюшка с добавлением соответствующего эпитета.

Эхо отразило выкрик от скалы и вернуло ему.

Заржала в панике чья-то лошадь.

Батюшка схватился могучими руками за обхватившую его ногу щупальце и с видимым усилием принялся отдирать. Не смотря на всю силу священника, сделать это оказалось не так-то легко.

Первым рядом с упавшим монахом оказался Цыганков. Урядник мгновенно бросился на помощь, принялся помогать отцу Александру отдирать щупальце.