Отбросив рукопись, Франсуаза встала; у нее было время снова навести красоту, однако она была слишком взволнована. Закурив сигарету, Франсуаза улыбнулась. По сути, она ничего так не любила, как эту горячку последних минут; она знала, что в нужный момент все будет готово. За три дня Пьер мог совершить чудеса. Эта ртутная подсветка, в конце концов ее наладят. Если бы только Тедеско решился играть в темпе…

– Можно войти? – послышался робкий голос.

– Входите, – ответила Франсуаза.

На Ксавьер было толстое пальто и скверный беретик; на ее детском лице обозначилась сокрушенная улыбка.

– Я заставила вас ждать?

– Нет, все очень хорошо, мы не опаздываем, – поспешно сказала Франсуаза. Надо было постараться, чтобы Ксавьер не почувствовала себя виноватой, иначе она огорчится и нахмурится. – Я даже еще не совсем готова.

Из принципа она слегка припудрила лицо и быстро отвернулась от зеркала; этим вечером лицо ее было не в счет, оно для нее не существовало, и она смутно надеялась, что оно будет невидимо для всех.

Франсуаза взяла ключ, перчатки и закрыла дверь.

– Вы были на концерте? – спросила она. – Это было хорошо?

– Нет, я не выходила, – отвечала Ксавьер. – Было слишком холодно, мне не захотелось.

Франсуаза взяла ее за руку.

– Чем же вы занимались весь день? Расскажите.

– Нечего рассказывать, – умоляющим тоном ответила Ксавьер.

– Вы всегда мне так говорите, – сказала Франсуаза. – А я вам уже объясняла, что мне доставляет удовольствие представлять себе в подробностях ваше нехитрое существование. – Она с улыбкой оглядела ее. – Вы помыли голову.

– Да, – ответила Ксавьер.

– Ваша прическа великолепна, в ближайшие дни я попрошу вас причесать меня. Ну а дальше? Вы читали? Спали? Как вы позавтракали?

– Я совсем ничего не делала, – ответила Ксавьер.

Франсуаза не настаивала. Существовал определенный род близости, недоступный в отношениях с Ксавьер; мелкие дневные занятия казались ей столь же неприличными, как ее органические отправления; а поскольку она почти не выходила из комнаты, ей редко случалось что-то рассказывать. Франсуаза была разочарована отсутствием у нее любопытства: напрасно ей предлагали заманчивые программы кино, концертов, прогулок, она упорно оставалась у себя. То была мимолетная химерическая восторженность, вдохновившая Франсуазу тем утром, когда в одном монпарнасском кафе ей почудилось, будто она обнаружила драгоценную находку. Ничего нового присутствие Ксавьер ей не принесло.

– А у меня был наполненный день, – весело начала Франсуаза. – Утром я все высказала мастеру по изготовлению париков, который не поставил и половины их, а потом побежала по магазинам аксессуаров. Трудно отыскать, что хочешь, это настоящая охота за сокровищем; но если бы вы знали, до чего приятно рыться среди этих забавных театральных предметов: надо когда-нибудь взять вас с собой.

– Мне бы очень хотелось, – призналась Ксавьер.

– Во второй половине дня шла долгая репетиция, и я много времени провела, поправляя костюмы. – Франсуаза рассмеялась. – Есть один тучный актер, который пару фальшивых ягодиц поставил себе вместо живота, если бы вы видели его силуэт!

Ксавьер ласково сжала руку Франсуазы.

– Вам не следует слишком уставать, а то вдруг заболеете!

Франсуаза с неожиданной нежностью посмотрела на ее встревоженное лицо; выпадали минуты, когда сдержанность Ксавьер таяла; она превращалась в маленькую беспомощную и любящую девочку, перламутровые щеки которой хотелось покрыть поцелуями.

– Осталось недолго, – отозвалась Франсуаза. – Видите ли, такое существование я буду вести не вечно, но когда это длится всего несколько дней и надеешься на успех, какое удовольствие не щадить себя.

– Вы такая деятельная, – заметила Ксавьер.

Франсуаза улыбнулась ей.

– Думаю, сегодня вечером будет интересно. В последнюю минуту у Лабруса всегда случаются лучшие находки.

Ксавьер ничего не ответила; она всегда казалась смущенной, когда Франсуаза говорила о Лабрусе, хотя и выражала большое восхищение.

– Вы не против, по крайней мере, пойти на эту репетицию? – спросила Франсуаза.

– Мне это очень интересно, – ответила Ксавьер. Она заколебалась. – Конечно, я предпочла бы встретиться с вами иначе.

– Я тоже, – без воодушевления сказала Франсуаза. Ей не нравились эти скрытые упреки, которые порой вырывались у Ксавьер; разумеется, она не уделяла ей слишком много времени, но не могла же она все-таки посвящать ей редкие часы своей личной работы.

Они подошли к театру. Франсуаза с любовью взглянула на старое здание, фасад которого украшали причудливые фестоны; сердце трогал его домашний скромный вид; через несколько дней оно примет праздничный облик, засверкает всеми огнями; сегодня вечером оно погрузилось в темноту. Франсуаза направилась к артистическому входу.

– Забавно думать, что вы каждый день приходите сюда, как если бы ходили в какую-нибудь контору, – сказала Ксавьер. – Внутренние помещения театра мне всегда кажутся такими таинственными.

– Помнится, в то время, когда я еще не знала Лабруса, Элизабет с торжественным видом посвященной провожала меня за кулисы, – сказала Франсуаза. – Я и сама преисполнялась гордости. – Она улыбнулась. Тайна рассеялась, однако став повседневным пейзажем, этот двор, заваленный старыми декорациями, ничуть не утратил своей поэзии; маленькая деревянная лестница, зеленая, как садовая скамейка, вела в артистическую; Франсуаза остановилась на мгновение, прислушиваясь к доносившемуся со сцены шуму. Как всегда, когда она шла на встречу с Пьером, сердце ее забилось от радости.

– Не шумите, мы сейчас будем пересекать сценическую площадку, – сказала она, взяв Ксавьер за руку, и они осторожно проскользнули за декорациями; по саду, засаженному зелеными и пурпурными кустами, с измученным видом взад и вперед расхаживал Тедеско; голос у него этим вечером звучал странно глухо.

– Располагайтесь, я сейчас вернусь, – сказала Франсуаза.

В зале было много народа; как обычно, актеры и приглашенные уселись в кресла в глубине. Пьер был один в первом ряду партера; Франсуаза пожала руку Элизабет, сидевшей рядом с незначительным актером, с которым она не расставалась вот уже несколько дней.

– Я вернусь к тебе через минуту, – сказала Франсуаза. Не говоря ни слова, она улыбнулась Пьеру; он сидел съежившись; голова его была замотана толстым красным шарфом; выглядел он весьма недовольным.

«Эти заросли неудачны, – подумала Франсуаза. – Надо все изменить». Она с тревогой взглянула на Пьера, он удрученно махнул рукой: никогда Тедеско не был таким скверным. Возможно ли, что они до такой степени ошиблись в нем?

Голос Тедеско совсем сорвался, он провел рукой по лбу.

– Извините, я не знаю, что со мной, – сказал он. – Думаю, мне лучше немного отдохнуть; через четверть часа дело наверняка пойдет лучше.