– Завтра в два часа дня мы репетируем третий акт без костюмов, – сказал Пьер, – а вечером повторяем все по порядку и в костюмах.

– Я убегаю, – сказал Жербер. – Завтра утром я вам понадоблюсь?

Франсуаза заколебалась; с Жербером тяжелейшая работа становилась чуть ли не забавой; утро без него будет унылым; однако его жалкое измученное лицо растопило ее сердце.

– Нет, сделать осталось совсем немного, – сказала она.

– Это правда? – спросил Жербер.

– Абсолютная правда, отоспитесь всласть.

Элизабет подошла к Пьеру.

– Знаешь, твой Юлий Цезарь и правда потрясающий, – сказала она; лицо ее приняло соответствующее выражение. – Он настолько в своей эпохе и в то же время такой реалистичный. Это молчание в тот момент, когда ты поднимаешь руку, смысл этого молчания… Это изумительно.

– Ты очень любезна, – ответил Пьер.

– Предсказываю вам, это будет успех, – уверенно заявила она и с большим интересом окинула взглядом Ксавьер.

– Похоже, эта девушка не слишком любит театр. Уже так пресыщена?

– Я не таким представляла себе театр, – презрительным тоном заметила Ксавьер.

– А каким вы его представляли? – поинтересовался Пьер.

– Они все похожи на торговых приказчиков, такой у них прилежный вид.

– Это волнует, – сказала Элизабет. – Все эти первые пробные шаги, все эти смутные поиски, и под конец вспыхивает что-то прекрасное.

– А я нахожу это отвратительным, – заявила Ксавьер; гнев отмел ее робость, она с мрачным видом смотрела на Элизабет. – Усилие всегда имеет неприглядный вид, а когда усилие к тому же не приводит к успеху, тогда… – Она усмехнулась. – Это смехотворно.

– Так бывает во всех искусствах, – сухо заметила Элизабет. – Прекрасные вещи никогда легко не создаются; чем они драгоценнее, тем больше работы они требуют. Вы увидите.

– Драгоценным я называю то, – возразила Ксавьер, – что падает вам, как манна небесная. – Она поморщилась. – А если это должно покупаться, то это товар, как все остальное, и меня это не интересует.

– Какая романтическая малышка! – с холодным смешком проронила Элизабет.

– Я ее понимаю, – заметил Пьер. – В нашей жалкой стряпне нет ничего привлекательного.

– Вот как! Это новость! Теперь ты веришь в силу вдохновения?

– Нет, но правда и то, что наша работа лишена красоты; это мерзкое месиво.

– Я не говорила, что эта работа красива, – поспешно возразила Элизабет. – Я прекрасно знаю, что красота лишь в завершенном творении, но я нахожу захватывающим переход от бесформенного к законченной и чистой форме.

Франсуаза бросила на Пьера умоляющий взгляд: трудно было спорить с Элизабет; если последнее слово оставалось не за ней, она полагала, что теряет уважение в глазах людей; дабы добиться их уважения, их любви, она сражалась с ними со злобной недобросовестностью; это могло длиться часами.

– Да, – с отрешенным видом согласился Пьер. – Но чтобы оценить это, надо быть специалистом.

Наступило молчание.

– Думаю, разумно будет разойтись по домам.

Элизабет взглянула на часы.

– Боже мой! Я опоздаю на последний поезд метро, – с растерянным видом сказала она. – До завтра.

– Мы тебя проводим, – вяло пообещала Франсуаза.

– Нет, нет, вы меня задержите, – возразила Элизабет. Схватив свою сумку и перчатки, она направила в пустоту смутную улыбку и исчезла.

– Мы могли бы пойти куда-нибудь выпить по стаканчику, – предложила Франсуаза.

– А вы не устали? – спросил Пьер.

– У меня ни малейшего желания спать, – ответила Ксавьер.

Франсуаза заперла дверь на ключ, и они вышли из театра. Пьер подал знак такси.

– Куда едем? – спросил он.

– В «Поль Нор» нам будет поспокойнее, – сказала Франсуаза.

Пьер дал адрес шоферу. Включив плафон, Франсуаза слегка припудрила лицо; она задавалась вопросом, удачно ли она поступила, предложив этот выход; Ксавьер выглядела хмурой, и уже молчание становилось тягостным.

– Входите, не дожидайтесь меня, – сказал Пьер, доставая деньги, чтобы расплатиться с такси.

Франсуаза толкнула обитую кожей дверцу.

– Этот столик в углу вам нравится? – спросила она.

– Вполне! Красивое место, – сказала Ксавьер, снимая пальто. – Извините, я на минутку, мне надо освежиться. Я не люблю касаться лица на публике.

– Что вам заказать? – спросила Франсуаза.

– Чего-нибудь покрепче, – ответила Ксавьер.

Франсуаза проводила ее глазами.

«Она сказала это нарочно, потому что я пудрилась в такси», – подумала она. Если Ксавьер демонстрировала несколько надменный вид, значит, она кипела гневом.

– Куда подевалась твоя подружка? – спросил Пьер.

– Она наводит красоту; настроение у нее сегодня странное.

– Она и правда не слишком мила, – заметил Пьер. – Что ты будешь пить?

– Аквавит, – ответила Франсуаза. – Закажи два.

– Два аквавита, – заказал Пьер. – Только настоящий аквавит. И виски?

– Как мило с твоей стороны! – сказала Франсуаза. В последний раз ей подали скверный дешевый алкоголь, прошло уже два месяца, но Пьер не забыл: он никогда не забывал ничего, что касалось ее.

– Почему она в плохом настроении? – спросил Пьер.

– Она считает, что я не слишком часто с ней встречаюсь. Меня раздражает, что я теряю с ней столько времени, а она все еще недовольна.

– Надо отдать справедливость, – заметил Пьер, – ты нечасто с ней видишься.

– Если давать ей больше, у меня ни минуты не останется для себя, – с живостью возразила Франсуаза.

– Прекрасно понимаю, – согласился Пьер. – Только ты не можешь требовать от нее одобрения от всего сердца. У нее никого, кроме тебя, и она дорожит тобой: это, должно быть, невесело.

– Я ничего и не говорю, – ответила Франсуаза. С Ксавьер она вела себя несколько бесцеремонно; мысль была неприятной: ей не нравилось иметь повод для малейшего упрека себе. – Вот и она, – сказала Франсуаза и с некоторым удивлением взглянула на Ксавьер. Синее платье облегало ее стройное сформировавшееся тело, а тонкое девичье лицо обрамляли гладко причесанные волосы; такую женственную и непосредственную Ксавьер она ни разу не видела после их первой встречи.

– Я заказала вам аквавит, – сказала Франсуаза.

– А что это такое? – спросила Ксавьер.

– Попробуйте, – предложил Пьер, подвигая к ней стакан.

Ксавьер осторожно обмакнула губы в прозрачную водку.