Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но если судить по шепоткам в зале, то ей будет очень нелегко завоевать этих людей, по крайней мере — женскую половину общества. Слухи о том, что случилось ранее, уже просочились, и ее поведение явно не одобряли. Йену даже пришлось отбиваться от настойчивых расспросов его сестры Марджори. И даже его благопристойная мать, считавшая себя выше любых слухов, напряженно прислушивалась к его ответам.
Только он сразу дал понять, что говорить, в общем‑то, не о чем. И, разумеется, он не собирается учить наглую девчонку играть в шахматы. Конечно, Йен не мог не восхищаться дерзкой самоуверенностью леди Маргарет, да и ее яркая красота очень привлекала, но такая девица могла принести только неприятности. А неприятностей он категорически не желал, и не важно, как относились к этому решению отдельные части его тела.
В этом‑то и заключалась странность… Его физическая реакция на девицу была на удивление примитивной — и совершенно неожиданной. А ведь он умел держать себя в руках. Йен нахмурился. Да‑да, он всегда держал себя в руках. Ни одна из девушек, с которыми он раньше встречался, не заставляла его кровь кипеть под одним только ее взглядом… Смотря на нее, ему очень хотелось узнать, действительно ли она такая дерзкая проказница, какой выглядит.
Но даже не будь она дочерью человека, который в самом ближайшем будущем станет его врагом — а одно только это являлось достаточной причиной, чтобы не смотреть в ее сторону, — все равно Маргарет Макдауэлл с этой ее улыбкой, обещавшей райское блаженство, не могла не стать источником бесконечных проблем. К тому же его, Йена, руки были всерьез и надолго заняты боевым топором…
Тем не менее, сидя за столом, он то и дело ловил себя на том, что откровенно таращится на нее. Боже мой, у нее невероятные волосы! И безупречная кожа, мягкая и прозрачная. А какие глаза… и губы…
Сначала Йен слегка удивился, увидев, что ее посадили рядом с юным Комином, но очень скоро стало ясно, в чем дело. Девица из кожи вон лезла, чтобы расположить к себе неопытного юнца, явно чувствовавшего себя не в своей тарелке. Впрочем, его нельзя было за это винить. Йен был намного старше — ему уже исполнилось двадцать четыре, — и то испытывал возбуждение всякий раз, когда до него долетал ее чуть хрипловатый смех.
Но если ее варвар‑отец надеялся, что лорд Баденоха, самый могущественный человек во всей Шотландии, свяжет своего наследника брачными узами с семейством Макдауэлл, то у него вообще нет мозгов. Баденох, возможно, уважал этот древний клан на поле боя, ценил его как союзника, но невесту для сынка будет искать среди высшей знати Шотландии, а может — и в Англии.
Однако же… Если блаженное выражение на лице молодого Комина что‑то означало, юнец придерживался другого мнения. И, судя по гримасе на физиономии Баденоха, посматривавшего на сына с возвышения, он это тоже заметил.
Интересно, о чем они говорят? Девушка оживленно болтала, а ее смех… О боже!
Йен сообразил, что по‑прежнему таращится на нее. Но тут их глаза встретились. Ему следовало отвернуться. Или ей. И уж точно она не должна была привлекать внимание к их молчаливому обмену взглядами таким интимным… слишком интимным жестом — пожиманием плеч.
Йен точно знал, что она имела в виду, потому что чувствовал то же самое, но другие могли понять неправильно. Очевидно, так и произошло.
— Она тебе подмигнула?
Йен оторвал наконец взгляд от леди Маргарет и повернулся к своей младшей сестре, глаза которой стали круглыми как блюдца.
— Нет, конечно же, нет, — пробормотал он.
— Я же видела! Она тебе подмигнула, — проговорила Марджори громким шепотом со смесью ужаса и веселья на лице. — Эта наглая девица флиртует с тобой через весь зал! А потом предложит тебе переспать с ней. Она действительно такая испорченная, как о ней говорят.
— Говори потише, Марджори. — Йен нахмурился. — Я же сказал: ничего не произошло.
Но было уже слишком поздно. Его мать, обладавшая слишком острым слухом, услышала разговор сына с сестрой. Она окинула леди Маргарет откровенно неприязненным взглядом, а потом устремила суровой взор на сына. Он понял, что мать хотела ему сказать, понял без слов: «Будь осторожен. Ты можешь все испортить». Она указала глазами на леди Барбару, сидевшую за столом неподалеку, рядом с его отцом, который, слава богу, ничего не заметил.
Йен знал свое место, хорошо понимал свой долг, и ему не надо было повторять дважды. Он больше не смотрел на леди Маргарет. Впрочем, вокруг нее собралась такая толпа ухажеров, что он все равно не смог бы ее увидеть.
— На кого ты смотришь, дочка?
Застигнутая врасплох отцом, Маргарет была вынуждена объяснить, как познакомилась с Йеном. Ее рассказ о том, как она случайно прервала двухдневный шахматный поединок между графом Карриком и его юным родственником, заставил отца и братьев громко расхохотаться. Они не в силах были понять, как взрослые мужчины могли тратить время на детскую игру.
— Жаль, я не видел их физиономий, — сказал отец. — Это хороший урок для Брюса. Он должен понять, как легко потерпеть поражение от Макдауэлла.
Джон Комин, который играл в шахматы, но утверждал, что у него не хватает терпения на эту игру (Маргарет предположила, что он в ней не мастер), тоже хмыкнул, когда Маргарет рассказала, как расставила фигуры в форме сердечка.
Затем отец позвал своих друзей — многих из них она не знала, — и девушка была вынуждена повторить свой рассказ. Потом она повторяла его еще несколько раз. В общем, она ничего не имела против. Маргарет привыкла развлекать гостей дома и занималась этим на новом месте с неменьшим успехом. Она обрела почву под ногами.
По крайней мере, с мужчинами она общалась легко.
Она чувствовала на себе неодобрительные взгляды женщин, но ей было все равно. На то, чтобы привлечь их на свою сторону, потребуется немного больше времени — вот и все.
Повторяя снова и снова свой рассказ, она намеренно пропускала ту часть, когда попросила Йена Маклина научить ее играть. А затем, пока слуги убирали столы, освобождая место для танцев, она расспросила отца об этом молодом человеке.
Третий сын лэрда, он был еще очень молод, но уже успел завоевать репутацию блестящего тактика, возглавив несколько дерзких налетов на англичан. Он получил образование и считался ученым, как монах. «Только бы образованность была единственной чертой, роднившей его с монахом», — промелькнуло у Маргарет.
Заметив грозный взгляд отца, девушка предположила, что ее мысли были написаны у нее на лице. Очевидно, что ее интерес к этому человеку очень ему не понравился. «Маклины — грозные воины, — сказал он, — но, похоже, они еще не решили, будут ли воевать за Брюса, если начнется война».
Вероятно, ее взгляд стал слишком задумчивым, поскольку отец нахмурился. Пусть он не имел образования и не знал, как играть в шахматы, все же был человеком весьма проницательным. И теперь взгляды, которые отец то и дело бросал на Джона Комина, напомнили Маргарет, чего от нее ждали.