Но с другой стороны, он был чудовищно нетерпим. В свои письма он вкладывал столько недовольства, что люди цепенели от ужаса, увидев его печать на послании. В служении делу, которое он полагал правым, он шел до конца. Пример этого — назидательное послание тамплиерам. Еще один пример деяния, которого я не могу ему простить, — твердо выраженное Бернаром убеждение, что труд философа Пьера Абеляра надлежит осудить без всякой пощады.

Этот неумеренный энтузиазм в конце концов обратился против него самого в 1149 году, после неудачи Второго крестового похода, к которому он призывал. Первым признаком того, что события развиваются не так, как ему хотелось бы, стало известие о том, что некий монах по имени Радульф побуждал крестоносцев уничтожить всех евреев в Рейнланде. Бернар пришел в ужас и поспешил на место кровавых событий, чтобы остановить убийц. В значительной степени это ему удалось. Эфраим, еврей из Бонна, в то время еще ребенок, писал позднее: «Господь услышал наш плач, и обратил к нам Свой лик, и одарил нас милосердием Своим… Он послал доброго священника, чтимого всем духовенством Франции, имя которому Бернар Клервоский, дабы укротить злодеев. Вот что сказал им Бернар: „Хорошо, что вы выступаете против исмаилитов. Но тот из вас, кто захочет убить еврея, уподобится человеку, поднявшему руку на самого Иисуса“»[30].

Что же это был за человек? При жизни одни его считали святым, другие — наглецом, который повсюду сует свой нос. Как бы то ни было, вскоре после смерти Бернар Клервоский был канонизирован.

Многие порицали его за восхваление крестоносцев и нетерпимость к Пьеру Абеляру и другим философам. Одним из самых яростных хулителей Бернара был английский автор Уолтер Maп. В 1153 году, когда Бернар скончался, Maпy исполнилось только тринадцать лет; впоследствии связи с цистерцианскими монахами и восторженное отношение к Абеляру сделали его убежденным критиком аббата. Он называл Бернара Люцифером, сияющим ярче иных звезд на ночном небе, и сочинял истории о неудачных попытках настоятеля монастыря Клерво творить чудеса, в частности описал, как тот пытался воскресить умершего ребенка: «Магистр Бернар приказал принести тело в комнату, а затем удалил всех, и возлег на мальчика, и молился, а потом встал; но мальчик не восстал, он остался лежать, ибо был мертв. После чего я (Maп) заметил: „Он был самым злополучным монахом, ибо не доводилось мне прежде слышать, чтобы какой-то монах возлег на мальчика, и тот бы не встал сразу же после монаха“»[31].

Уолтер Maп нападал на тамплиеров, госпитальеров, евреев и еретиков, но наиболее ядовитые замечания он приберегал для цистерцианцев и их почитаемого настоятеля. Больше всего он сетовал не на испорченность или кощунственное поведение Бернара и — если брать шире — тамплиеров, а на их гордыню и жадность. Впрочем, такая характеристика сопровождала рыцарей Храма весь период существования ордена.

Бернар, возможно, не задумывался о своей славе и доходах — его гордыня заключалась в абсолютной убежденности в собственной правоте. Последовавшие за ним цистерцианцы смогли добиться больших успехов в накоплении ценностей и сбережении земель; впрочем, в этом они уже ничем не отличались от других монашеских орденов.

Какое бы мнение мы ни составили о Бернаре Клервоском, он был слишком сложной фигурой, чтобы подходить к нему упрощенно. В первой половине двенадцатого столетия он оказал сильнейшее влияние на общество, и, по моему убеждению, его личность до сей поры, несмотря на усилия многих исследователей, не получила удовлетворительного объяснения. Это весьма прискорбное обстоятельство, ибо без учета роли Бернара Клервоского невозможно понять и оценить первые годы существования Ордена тамплиеров и поразительный рост его мощи.

В 1127 году рыцари Храма прочно утвердились на Святой земле. Уже на первом этапе своего существования орден произвел такое сильное впечатление на Фулка Анжуйского, что в 1124 году он пожаловал рыцарям тридцать тысяч ливров из доходов со своих земель. Пожертвования поступали ордену и от других знатных семейств — причем в наибольшем количестве из Шампани, откуда был родом Гуго де Пейн.

В то же время число рыцарей, решивших посвятить свою жизнь Ордену тамплиеров, было по-прежнему невелико. Поэтому Гуго и его сподвижники — Годфруа де Сент-Омер, Пейн де Мондидье и Робер де Краон — отправились в путешествие по Европе с целью привлечь в орден новых людей. Гуго Шампаньский, который в это время еще был жив, к экспедиции не присоединился.

Стоит заметить, что выбранные для поездки рыцари были выходцами из разных частей Европы: Годфруа был родом из Пикардии, то есть с севера, а Робер — из Бургундии. Не исключено, что они сделали остановку в Риме, хотя каких-либо документов, указывающих на это обстоятельство или на их встречу с папой Гонорием II, не сохранилось. Затем их путь лежал в Труа, где находилась резиденция графов Шампаньских. Племянник tyro Шампаньского — Тибо, который правил Шампанью, приветствовал рыцарей в своих владениях. Гуго де Пейн смог наконец впервые за десять с лишним лет увидеть семью и сделать соответствующие распоряжения по управлению своими землями.

В начале 1128 года рыцари прибыли в Анжу, где их старый друг граф Фулк сделал новые пожертвования ордену. Эти дары были поделены между тамплиерами, епископом Шартрским, обителью Святой Троицы в Вандоме и монастырем Фонтевро. Не исключено, что именно тогда Фулк получил послание короля Балдвина, в котором тот предлагал графу руку своей старшей дочери Мелисанды. На Вознесение (28 мая) 1128 года Фулк решил присоединиться к ордену, то есть «принять крест» (вместе с королевством). На церемонии присутствовали Гуго де Пейн и коннетабль Иерусалима Готье де Бур, посланный к Фулку специально для того, чтобы передать предложение Балдвина.

Затем рыцари отправились в графство Пуату, к северо-западу от Анжу, и собрали щедрые дары ордену от тамошних владетельных особ. Можно предположить, что там Гуго видел юную Алиенору Аквитанскую, которая в будущем, во время Второго крестового похода, совершит паломничество на Святую землю в качестве супруги французского короля Людовика VII. Однако в нашем распоряжении нет никаких документов, которые могли бы подтвердить, что Алиенора или ее отец, граф Пуату, встречались с храмовниками.

Затем Гуго нанес визит английскому королю Генриху I, двор которого находился в Нормандии, после чего отплыл в Англию и Шотландию. Генрих, по всей видимости, оделил тамплиеров «золотом и серебром» и в дальнейшем ежегодно снабжал их «оружием и другими припасами»[32].