Дозвониться до Маргариты Климовой оказалось делом непростым. Весь день Катка слышала механический голос, который упорно долдонил, что абонент временно недоступен.

В пятницу днем, уже отчаявшись связаться с подругой Жучковской, Катарина услышала в трубке голос Риты. Надо заметить, девушка оказалась на редкость дотошной, прежде чем согласиться на встречу, она забросала Катку десятком вопросов и, лишь узнав, что речь пойдет о Татьяне, смилостивилась и прочеканила:

– Встретимся завтра в полдень. – Она назвала адрес кафе и добавила: – Только прошу, не опаздывайте. Терпеть не могу непунктуальных людей.

Заверив Климову, что прибудет на встречу ровно в назначенный час, Ката отсоединилась. Свое слово она сдержала и утром следующего дня сидела в кафетерии без двадцати двенадцать.

Ожидая появления Маргариты, Катарина лениво смотрела по сторонам, гадая, правильно ли поступила, проглотив два пирожных, от которых теперь нестерпимо разболелся живот?

Стрелки часов медленно подошли к отметке двенадцать, после чего минутная продолжила свой ход. Однако Рита совсем не торопилась порадовать Копейкину своим присутствием. Это называется, она любит пунктуальность! Интересно, девушка помнит о вчерашнем разговоре или благополучно его забыла?

В половине первого Ката не выдержала. Потыкав по клавишам, она приложила телефон к уху и, услышав после десятого гудка сонное «Алло», зачастила:

– Рита, ты где?

– Я? Дома. А кто говорит?

– Катарина.

– Не знаю таких.

– Мы вчера договорились встретиться в кафе, ты что, забыла?

Климова причмокнула языком, а потом довольно резко бросила:

– Я ничего не забыла, а вот ты перепутала все на свете. Сегодня у нас какой день недели?

– Суббота, – произнесла Катка, чувствуя себя облапошенной.

– Ну правильно, а мы с тобой в воскресенье встретиться должны.

– В субботу!

– В воскресенье, – взвизгнула Рита. – И не в полдень, а в три часа дня. А если ты такая нервная, да к тому же страдаешь провалами в памяти, я вообще никуда не приеду.

Понимая, что Рита готова швырнуть трубку, Ката виновато залебезила:

– Извини меня, наверное, ты права, я действительно все перепутала. Но если уж мы вышли на связь, может, все-таки увидимся сегодня, а?

– Я спала, ты меня разбудила. А на сборы мне потребуется минимум часа два, плюс дорога до кафе, ты согласна столько ждать?

– А к тебе домой я могу подъехать?

Климова на секунду задумалась.

– В принципе можешь, но только подваливай не раньше двух, мне необходимо привести себя в порядок.

Бросив сотик в сумочку, Копейкина откинулась на спинку стула.

– Малолетняя нахалка, – буркнула она, наблюдая, как пожилая супружеская пара, наслаждаясь вкусом эклеров и крепким кофе, ведет непринужденную беседу за соседним столиком.

Без четверти три Катарина с силой давила на кнопку звонка. Климова и на этот раз умудрилась отличиться. Ну чем, спрашивается, занята Ритка, если не слышит непрестанной трели? Устав терзать звонок, Ката стукнула по двери кулаком.

– Рита, ты дома? Это Катарина! Открой!

В квартире послышались торопливые шаги. Дверь распахнулась.

Маргарита предстала перед гостьей во всей своей красе. Положив правую руку на бедро, она удивленно молвила:

– Ты так быстро примчалась, я толком причесаться-то не успела.

– Почему так долго не открывала дверь?

– Была занята, – последовал ответ. – А вообще-то ты на редкость назойливая особа. Ведь тебе ясно было сказано, приезжай к шести часам, так нет, она в три нарисовалась.

Ката остолбенела.

– Рита, из нас двоих у кого-то точно не все в порядке с головкой. И знаешь, мне даже кажется, я знаю, у кого именно. Ты либо плохая актриса, либо нуждаешься в помощи специалиста. Ни о каких шести часах не было речи, и не надо уверять меня в обратном.

Климова хмыкнула.

– А чего ты сразу заводишься, с цепи, что ли, сорвалась с утра пораньше? Не видишь, не в форме я, вчера на презентации зависали, до трех часов колбасились, домой еле живая приехала, а тут ты со своими звонками. Думаешь, приятно, когда тебя будят, а ты едва соображаешь, что происходит?

– Но сейчас ты в норме?

– Почти. Проходи в столовую, только туфли сними, у меня не принято в уличной обуви по квартире расхаживать.

– А тапки есть?

– Поверни голову влево и посмотри под ноги.

Столовая оказалась очень даже уютным, со вкусом обставленным помещением.

– Мило, – пробормотала Катка, отодвигая стул.

Маргарита с гордостью взирала на Копейкину.

– Фишку со столовой я сама придумала. Ты, наверное, заметила, что раньше это была обычная комната?

Катка замотала головой.

– Нет.

– Значит, плохо смотрела. Пару лет назад здесь была моя спальня, и вход в нее был в коридоре. Но потом я подумала и решила, что из двадцатиметровой гостиной может получиться отличная спаленка, а двенадцатиметровую комнатушку можно запросто приспособить под столовку. Сказано – сделано. Вход из коридора замуровали, а из кухонки сделали арку сюда. Вот теперь у меня есть столовая. Прикольно?

– Скорее, изобретательно.

– А чего, – продолжала Рита, – я одна живу, мне спальни позарез хватает, а столовая придает моему жилищу своеобразный шик.

– Рит, ты сама-то присядь, и давай уже перейдем к сути.

– Переходи, разве я тебя останавливаю.

Ката собралась с мыслями и начала:

– Насколько мне известно, вы с Татьяной Жучковской были подругами, так?

– Почти.

– То есть?

– До недавнего времени мы действительно считались подругами, но за семь месяцев до аварии разругались. С тех пор не созванивались, не встречались и вообще постепенно забывали о существовании друг друга.

– Подожди, но Сергей меня уверял, что именно ты сообщила ему о смерти Тани.

– Правильно, но о гибели Жучковской я узнала совершенно случайно. У Татьяны день рождения был, и я… Не знаю, наверное, была в тот день в ударе и решила ей звякнуть. Честно говоря, сначала звонить не планировала, тем более что она меня не поздравила, но в итоге все же подняла трубку и позвонила. Минуту спустя от ее бабушки и узнала о несчастье. Виктория Алексеевна была настолько подавлена, что едва могла говорить. А меня словно кирпичом по голове саданули. Веришь, я целых три дня ходила как зомби, потом в церковь пошла, свечку за упокой Таниной души поставила, – Рита смахнула с лица слезинку. – Нет больше Татьяны, погибла… Ой, мамочки, как все ужасно.