Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сфотографирует, отправит ей, и выйдет даже хуже, чем если бы совсем не звонил. «Красиво», – скажет Маша. «Да офигеть», – ответит он.
Но при чем здесь красиво, когда дело вообще в другом!
Сергей все-таки набрал номер и слушал гудки, звучащие здесь, на обрыве, так неуместно, словно он звонил из рая.
– Привет! – сонным голосом сказала Маша.
– Привет. – Он помолчал. – Как ты?
– Только проснулась. Мусоровоз грохотал.
А ты?
– У меня тут море, – сказал Сергей. – Здоровенное, как лось.
– Ого! – восхитилась Маша, словно это было что-то удивительное – море в Греции. – А какого цвета?
«Синее, какое же еще», – хотел ответить Бабкин, но вдруг понял, что это неправда и спрашивают его не о том.
– Помнишь, мы с тобой в Минск ездили? – сказал он. – Там был участок шоссе, километров на десять, совершенно пустой.
– Где ты до двухсот разогнался?
– Ага.
– И нас гаишники остановили.
– Ага. Но до этого. Мы ехали, и там поля такие с двух сторон, широченные как стадионы, и день солнечный, и мы гнали под двести, и ты ругалась, но тебе все равно нравилось, я видел.
– Помню, – сказала Маша.
– Вот такого цвета море, – сказал Сергей.
– Ты только его не фотографируй, – попросила Маша.
Он засмеялся.
– Пойду яичницу пожарю, – сонно сказала жена. – Сережа, тебе там совсем тяжко?
– Нет, – сказал Бабкин, – уже нет. Кстати, я в холодильнике перед отлетом нашел три упаковки перепелиных яиц размером с икру. Это для кого?
– Это для гномиков, – сказала Маша. – Не забывай воды пить побольше, хорошо?
Входя в отель, он продолжал ухмыляться. Для гномиков, значит. Бог знает, отчего его так рассмешили эти гномики, но только Греция и даже Гаврилов на время стали выглядеть почти выносимыми.
2
Ольга Гаврилова. Девичья фамилия – Белкина. Тридцать восемь лет, из них пять в браке. По профессии – свадебный фотограф. С будущим мужем познакомилась, когда выезжала на корпоративную фотосъемку. Родилась в Дзержинске, с двенадцати лет росла в поселке Русма. Позже вместе с матерью переехала к дальним родственникам в Ростов, а оттуда – поступать в Москву. Закончила педагогический университет, три года работала учителем русского и литературы.
Илюшин вывел на экран снимок. Бабкин присел рядом, рассматривая пропавшую женщину.
Прямой взгляд, короткие, торчащие ежиком темные волосы, тонкие бледные губы без улыбки. Выглядит младше своих лет. Фотограф поймал ее в тот момент, когда в выражении лица читалась глухая воинственность и готовность к отпору. То ли неудачный кадр, то ли, напротив, слишком удачный.
– Хара́ктерная бабенка, – пробормотал Сергей. – Куда тебя, милая, занесло без паспорта и без денег?
– Это если занесло, – сказал Илюшин. – А не занесли.
– Дурацкий каламбур.
– Глупый, согласен.
Он пролистал дальше.
На других фотографиях Белкина выглядела иначе. Как и предполагал Макар, улыбка совершенно ее преображала, парадоксальным образом отнимая часть индивидуальности. Он остановился на кадре, где Ольга сидела за столом с бокалом вина и смеялась: маленькая женщина с короткой шеей и неудачной стрижкой. На таких не оборачиваются, их не запоминают.
– Покажи еще раз тот, первый.
С экрана на них вновь уставилось враждебное лицо. Откровенная неприязнь почти завораживала.
– Смотрит, как солдат на вошь. Кто ее фотографировал, любопытно.
– Сейчас выясним.
Макар позвонил Гаврилову.
– Везде снимал муж, – с легким удивлением сказал он, положив трубку. – Кроме, собственно, вот этого кадра.
– Подожди, сам догадаюсь. Давний враг? Любовник с гонореей? На кого еще можно так смотреть?
– Это автопортрет, – сказал Илюшин.
– Ты серьезно?
– Если верить Гаврилову.
А еще, если верить Гаврилову, у его жены не было ни одной причины покинуть отель. Петр Олегович утверждал, что они с Ольгой много лет счастливы в браке. Их отдых омрачался лишь тем, что ему не слишком нравится климат и еда. Но жену привела сюда работа, а он с уважением относится к ее занятиям.
«Мы с Олей очень близки. Чтобы она собралась уехать, не предупредив меня, – это исключено, абсолютно. Но даже если допустить невозможное… Скажем, она сошла с ума, я не знаю… Без одежды, без вещей, без документов? Это нелепо! Этого просто не может быть».
– Давай теоретически рассуждать, просто накидывать версии. – Илюшин встал и задернул шторы. – Человек рано утром исчезает из номера бесследно. Что с ним случилось?
– Не человек, а женщина.
– Ты отвратителен в своем шовинизме.
– Иди к черту, – сказал Сергей. – Понимаешь ведь, о чем я. Могла стать жертвой изнасилования.
– А еще?
– С балкона упала, – сказал Бабкин. – Работники отеля оттащили тело и спрятали, чтобы скрыть ЧП.
– Туристка пропала – это не ЧП, а разбилась – ЧП?
– Сам же сказал – только версии. Ладно, держи еще одну: услышала шум в соседнем номере, вышла и вляпалась в какую-то дрянь.
– Классическое «оказалась не в том месте не в то время»?
Бабкин утвердительно угумкнул.
– Шум драки, например… Выходит, заглядывает к соседям, а у них на столе чемодан с наркотой. Или оружие. Ее по-тихому придушили, тело вывезли в багажнике, пользуясь безлюдным временем, закопали где-нибудь в лесу. Это если фантазировать. А если говорить серьезно, сбежала сама. С любовником. Муж вышел – она удрала.
– А муж – слепой болван?
Бабкин выразительно пожал плечами.
– Почему вещи не взяла?
– Это другой вопрос. Может, собиралась имитировать самоубийство, чтобы ее не искали. Хотя я бы ставил на наркоту или алкоголь. Или таблетки. Ты спрашивал Гаврилова, что она принимает?
– Утверждает – только противозачаточные.
– И больше ничего? Даже эти, как их… от депрессии…
– Психотропные? Нет, говорит, ничего такого.
– Может и не знать…
– Может, – согласился Макар. – Но давай пока исходить из того, что знает. Ты фотографии на камере просмотрел?
– Все до единой. Пейзажи, много свадебных, всякие двери-камешки-дома. А, птиц довольно много. Еще муж. На первый взгляд – вообще ничего криминального. Последние сняты седьмого вечером, перед исчезновением, там только море и сорок фоток закатного неба.
В дверь постучали. Курчавый юноша, почти мальчик, со смущенной улыбкой вошел в комнату и положил перед ними три листа бумаги с распечатанными фамилиями.