— А можно так вот запросто — на денек? — удивилась я его не скованному границами и визами воображению.

Он сдвинул брови:

— Ну да, какие могут быть сложности? Сели в поезд — и через два часа в Амстердаме.

Вот оно, первое раскрепощенное поколение, выросшее в Евросоюзе. Когда отечественная дипломатия добьется таких успехов?..

— Давай, конечно! — Я подпрыгнула на кровати от возбуждения. Во-первых, я никогда не бывала в Голландии, а во-вторых, это на несколько километров приблизит меня к Маартену.

Мы покидали в рюкзак кошельки и солнечные очки и через два с половиной часа высадились в городе, где люди живут в лодках, где в окнах нет штор и велосипедов в разы больше, чем машин. Проигнорировав музеи мадам Тюссо, Ван Гога, Рембрандта, секса и даже марихуаны, мы слонялись по улицам, которые то сужались, провоцируя образование человеческих тромбов, то расширялись до проспектов, заполненных счастливыми велосипедистами. К обеду мы обросли пакетами с сувенирами — ароматическими палочками, экзотическими курительными приспособлениями, галлюциногенными жвачками и мелкими предметами гардероба растаманской расцветки. Этого хватило бы на несколько месяцев жизни в параллельной реальности. И уж поскольку мы были здесь, то не грех было на часок-другой заглянуть в эту самую параллельную реальность, к которой мы так основательно подготовились.

Сгущались сумерки, и мы спустились в подвальчик, мало чем отличающийся от обычной брюссельской пивной, — кофе-шоп. Разве только столики были низкими, будто журнальными, вместо стульев — кресла-шезлонги, да меню выглядели замусоленными до неприличия. Из-за пятен половина букв расплылась, а те, что остались, не вносили ясности: штудии родственного голландскому фламандского никак мне не помогали. Я передоверила выбор Гийому, ведь он целый год учился в Голландии по программе «Эрасмус». Увидев, с каким выражением трогательного узнавания он читал меню, можно было не сомневаться: в тот год аудитории он посещал нечасто.

Мы раскурили на двоих какую-то длинную коричневую сигарету, не возымевшую обещанного мозгодробительного действия, и, чтобы завершить программу моральной деградации, отправились в квартал красных фонарей.

В обители греха Гийом вел себя странно: держался от меня на расстоянии, терялся в толпе, прятал лицо, если ему подмигивали девушки в витринах. Когда я спросила, что не так, он доверительно шепнул, что за нами кто-то следит. Я рассмеялась, но на его лице не было ни тени веселья: глаза испуганно бегали по головам прохожих, брови ходили ходуном, а рот неприятно выгибался, как бывает в приступе сильных эмоций. Нам пришлось спешно покинуть квартал, несмотря на пантомимические уговоры негритянки за стеклом, приглашавшей нас зайти вдвоем.

С трудом удалось убедить Гийома подняться в вагон поезда, отбывающего в Брюссель: он был уверен, что поезд начинен взрывчаткой. Однако, едва коснувшись сиденья, моментально забыл о том, что наша жизнь висит на волоске, и заснул мертвецким сном как-то совершенно без предупреждения. Трудность была в том, что билеты были у него, но где именно — я не представляла. Деликатные попытки разбудить Гийома результата не дали, и я с широченной улыбкой, предназначенной суровой даме-контролеру, принялась ощупывать его карманы. Сначала робко, потом настойчиво, а когда дама взялась за рацию, чтобы вызвать подкрепление, и вовсе бесцеремонно. Я ворочала его обмякшее тело, расстегивала все попадавшиеся на пути молнии и пуговицы, залезала холодными ладонями под рубашку и за пазуху. Съел он их, что ли? Между тем в вагон пришли еще двое дюжих молодцев в синей форме, и мне стало совсем не по себе. Гийом полулежал у меня на коленях, потому что единственное оставшееся непроверенным место на его теле были задние карманы джинсов. Я не понимала, о чем говорили трое контролеров, но по интонациям чувствовала, что их терпение подходит к концу.

— Вот они, вот они, — радостно воскликнула я, нащупав сложенные бумажки в заднем кармане.

Едва я потянула за них, Гийом вдруг проснулся. Да не просто проснулся, а больно схватил меня за руку и стал повторять:

— Брось нож, брось нож, брось нож! Полиция!

— Из Амстердама едут, — усмехнулся самый высокий контролер. — Что за траву ты курил, парень?

Гийом озирался по сторонам пустыми глазами и стальной хваткой сжимал мое запястье.

— Отпусти, — принялась я выдергивать руку. — Я просто искала билеты!

— Мадемуазель, может, нам и правда стоит вызвать полицию? — спросил второй контролер.

— Нет, спасибо, я справлюсь.

Гийом наконец отпустил мою руку и обмяк в кресле. Контролеры ушли. Я, насупившись, уставилась в темное окно.

— Прости. Мне сквозь сон показалось, что меня собираются обворовать.

— Да что с тобой не так?! — взорвалась я. — То за нами следят, то поезд взрывают, то тебя обворовывают. Откуда такая мнительность?! Может, ты еще думаешь, что меня подослало КГБ?

Наши соседи по вагону тихонько вышли.

— Ну, так далеко, положим, моя мысль не простиралась, но…

— Но?

— Честно говоря, первые дни я был настороже — боялся, что ты можешь меня ограбить ночью или, того хуже, убить.

Я стала хватать ртом воздух от переполнявшего меня возмущения. Он подозревал меня в готовности совершить все смертные грехи, но при этом не брезговал долгими поцелуями перед отходом ко сну! Может быть, все авансы, которые он мне раздавал все эти дни, были всего лишь попыткой заручиться моей симпатией и тем самым нейтрализовать мои коварные замыслы?

— Ты… Ты… Ты больной, вот что! Надо было тебя и убить, и ограбить.

Он рассмеялся и обнял меня за плечи:

— Но мысль, что ты агент КГБ, меня очень возбуждает.

* * *

В номере отеля, где мы оказались через час, эта мысль его по-прежнему возбуждала. И еще как! Очевидно, он лелеял фантазию по мотивам фильма «Никита»[6]все то время пути, что не спал, потому что, едва переступив порог комнаты, принялся страстно целовать меня в шею и срывать с меня одежду в поисках спрятанного на теле табельного оружия. Я увлеченно включилась в ролевую игру, предвкушая бессонную ночь, полную плотских восторгов… В тот самый момент, когда прелюдия должна была перейти в честный половой акт, ритм ласк вдруг подозрительно замедлился. И тональность многообещающих постанываний стала угасать… достигла нижнего регистра звуков… и перешла в храп. Совершенно ничего не обещающий храп. Тяжелое французское тело лежало на мне и храпело. Можно было придумать как минимум четыре объяснения, как я, молодая и красивая, оказалась в такой ситуации: тяжелый день, долгая дорога, хронический отпускной недосып, сочетание легких наркотиков с легким алкоголем… Но думалось почему-то только о том, что предыдущие сексуальные партнеры щадили мою самооценку. Кряхтя, я сбросила спящее тело на его половину кровати. Похоже, за этот отпуск я заработаю не только язву, но и массу комплексов. И единственным утешением моему уничтоженному эго будет мелкая месть: я расскажу всем подругам, что любовные возможности французов в классической литературе сильно преувеличены. Придумывая едкие характеристики для их слабого либидо, я заснула ближе к рассвету.