— Верно. — Уэст одарил ее долгим взглядом. — Для женщины вы очень сообразительны.

— Это комплимент? — резко спросила она и остановилась перед витриной, чтобы в ее свете рассмотреть Уэста. — А вообще-то женщины от природы тупые, так, лейтенант?

— Нет-нет, — торопливо заверил Уэст. — Просто вы первая женщина, которая с лету уловила ситуацию. Кроме, может быть, Нелли Кэшман, но она совсем не похожа на вас.

Нелли. Это имя напомнило ей Каттера и его сухое замечание, что он пожалуется Нелли в тот вечер, когда она прервала его купание. Он ждал женщину. Нелли?

— Кто такая Нелли Кэшман? — отрывисто спросила Уитни.

— Хозяйка «Расс-Хауса». Может, вы ее видели?

Видела ли она ее? Она была в номере 203 и видела больше, чем хотела!

Она не успела найти мало-мальски приемлемый ответ, как Уэст продолжил:

— В «Расс-Хаусе» подают лучшую в городе еду, а Нелли прослыла ангелом милосердия. Знаете, она сама искала руду! Она устроила для горняков уютное местечко; принимает денежные взносы и дает пособие горнякам, попавшим в беду. — Уэст говорил о ней с восторгом. — У нее повсюду друзья, даже Блэк-Джек…

Он замялся, и Уитни кинула на него любопытный взгляд:

— Кто такой Блэк-Джек?

Уэст покраснел, опустил глаза на корявые доски тротуара и промямлил:

— Блэк-Джек — король… э-э… задних дворов…

— Задних дворов? Вы, случайно, не имеете в виду дома с красными фонарями? — кисло спросила Уитни, и Уэст обреченно кивнул:

— Да, простите, что коснулся этой темы в разговоре с такой женщиной, как вы.

— Ну знаете, лейтенант! Неужели вы всерьез полагаете, что я никогда не слышала о таких… занятиях? Я не настолько наивна, хотя и не имею желания обсуждать эту тему. — Она так сжала ручку вечерней сумочки, расшитой золотым бисером, что побелели пальцы. Никогда еще не было у нее большего невезения, чем тот поход в «Pace-Хаус». Быть принятой за… ночную леди само по себе плохо, но то, что такой человек, как Каттер, пожаловался на нее хозяйке отеля, было величайшим оскорблением! Когда она заговорила, ее голос был спокоен:

— Полагаю, мисс Кэшман имеет свой интерес в такого рода бизнесе?

Уэст вздрогнул:

— Не знаю. Просто все в городе по-дружески к ней относятся.

Еще того не легче, подумала Уитни. И эта сводница — ангел милосердия! А Каттер пожаловался ей на неподобающую гостью!

— Зачем бы женщине ее положения общаться с отбросами общества? — удивилась Уитни, и только когда Уэст ей ответил, догадалась, что размышляла вслух.

— Зачем? — Уэст был в явном затруднении. — По-моему, она просто любит людей. Как я слышал, у нее есть друзья по всей стране.

Уитни этого не понимала. Ее круг друзей ограничивался мужчинами из числа знакомых отца. У нее самой был только один друг — ее отец. В школе девочки не проявляли к ней симпатии, и, откровенно говоря, она считала их скучными и глуповатыми — вечно хихикают, шепчутся о парнях и о нарядах, когда есть более важные темы для разговоров.

Выходя замуж за Натана, она думала, что теперь ей станут понятны перешептывания других новобрачных, но не тут-то было. Брак и брачное ложе оказались для нее шоком. Она не видела ничего хорошего ни в том, чтобы шептаться о выполнении «супружеского долга» или обретенной независимости, ни в том, что отныне она даже не Джулия Уитни Трусдейл, а миссис Натан Трусдейл.

«Почему женщина должна менять свое имя?» — спорила она, но даже отец был непреклонен. Под конец она ему это простила, но так и не смогла простить его спокойную уверенность в том, что брак принес ей счастье. Брак сделал ее таким ничтожеством, каким она не была никогда в жизни, и когда Натан умер, она не смогла даже притвориться, что горюет.

До того как этот проклятый полукровка, этот отщепенец прижал ее к своему голому телу — а это было две недели назад, — Уитни не подозревала, что интимность может быть наслаждением, а не тяжким испытанием.

Своим прикосновением Каттер пробудил в ней любопытство — это странным образом волновало и смущало.

Уитни так глубоко задумалась, что не заметила, как они дошли до кафе-мороженого, Войдя, она подняла взгляд и увидела Каттера, который наблюдал за ней, прислонясь к столбу. Он скрестил руки и ноги, и поза была ленивая и расслабленная, но в то же время странно угрожающая. Сердце забилось, в горле пересохло, мелькнула мысль: а вдруг он знает, что она собирается делать? А именно — интервьюировать человека, который когда-то был его другом. Кермит Такер с готовностью признал, что несколько лет назад они дружили, еще до того, как Каттер получил репутацию стрелка, который убьет не моргнув глазом.

Она быстро взглянула на Уэста и поняла, что он не видит Каттера. Притворившись, что у нее заболела голова, она попросила лейтенанта немедленно отвести ее в отель; он удивился, но послушался.

— Спасибо за самый приятный вечер, который у меня был с тех пор, как я приехала в Тумстон, — любезно сказала она в дверях своей комнаты. — Мне уже лучше, а хороший сон окончательно прогонит головную боль. Во сколько завтра выезжаем?

— В пять. Вые Мэри ждите у входа в отель, мой отряд доставит вас к мистеру Такеру еще до наступления жары.

— Мы с Мэри будем готовы, — пообещала Уитни. — Думаете, мы сможем проехать тридцать миль до того, как станет слишком жарко?

— Часть пути, — усмехнулся Уэст. — В Аризоне жара наступает рано.

— Я это заметила. Спокойной ночи, лейтенант.

— Пожалуйста, зовите меня Эндрю. А я могу называть вас Уитни?

— Конечно, — любезно сказала она.

Он схватил ее руку и жарко поцеловал.

— Спокойной ночи, Уитни! Войдя к себе, Уитни сказала Мэри, что разденется сама, и пожелала горничной спокойной ночи. Больше всего ей хотелось поскорее улечься в постель и заснуть крепким сном без сновидений. После интервью с Такером она сядет в дилижанс, идущий до Бенсона, а там первым же поездом уедет в Нью-Йорк. И пусть Каттер не думает, что это из-за него, он должен знать, как она ненавидит Аризону. К тому же ей надо писать книгу, а здесь это невозможно.

Нет, ей никак нельзя задерживаться в скандальном Тумстоне, где царствует серебро, а человеческая жизнь ничего не стоит. Где воскресным утром в переулках тут и там лежат трупы неизвестных бродяг и ковбоев, а их убийцы остаются непойманными и безнаказанными, если верить «Тумстон наггет». В своей газете она напишет: «Разве для безымянных не существует справедливость?»

Уитни зевнула, нырнула в прохладную, благоухающую постель и выключила лампу на столике. Мэри оставила окна открытыми, чтобы ветерок приносил прохладу, он задувал в полуоткрытые ставни. Уитни легла на спину и уставилась в темный потолок. Заснуть не удавалось, слишком много мыслей и впечатлений будоражили ум.

Сможет ли она написать такой роман, чтобы критики аплодировали, а папины знакомые зауважали ее?