Рыбья Кровь пошевелил кистями затекших рук. Согласно его собственной давнишней придумке, любой узел, если продолжительно дергать, можно было сильно ослабить и даже развязать. Сейчас ему на собственном опыте пришлось убедиться, что это не совсем так – веревки были как каменные. Вся его верхняя одежда исчезла, на нем оставили лишь нижние порты. Хорошо, что светило солнце и было совсем не морозно. Необходимо было обдумать положение, в котором он очутился. Мысленно он похвалил себя за то, что никогда не носил на себе никаких особых княжеских украшений или других отличий. Единственное, что могло его выдать, так это нижняя рубашка из шелка-сырца, что мог вминаться в раны вместе с наконечниками вражеских стрел, а потом с наконечниками извлекаться из ран. Впрочем, такая рубашка могла принадлежать и знатному хорунжему или сотскому. То, что не стоит пока выдавать своего настоящего имени, Дарник решил сразу. Возникло, правда, опасение, что ромеи могут потребовать за него выкуп, как и за сотского. Но сперва надо было понять, кто они и что тут делают. От этого зависело все остальное.

Перерыв на «отмокание» пленника окончился, и к нему снова приблизилась группа ромеев. Дарник разглядел предводителя. Высокий русоволосый бритый мужчина со значком иларха-сотского на нагрудной бляхе.

Слуги поставили два чурбачка-сиденья. Иларх с каким-то толстяком сели, другие остались стоять. Дарник по корабельному значку на груди толстяка понял, что это кормчий-навклир военного корабля. Сразу прояснилось главное – перед ним команда военного корабля, волею случая или кораблекрушения оказавшаяся здесь, в этой части Сурожского моря.

– Как тебя звать? – через толмача-переводчика спросил иларх.

– Клыч, – назвал Дарник имя своего детского друга.

– Ты кто?

– Полусотский князя Дарника.

– Князь тоже с вами?

Дарник закряхтел, якобы от холода, не зная, стоит ли говорить о присутствии князя.

– Сколько у вас женщин? – вдруг спросил кормщик, именно ему принадлежал дребезжащий голос.

– Десять, – осторожно произнес Рыбья Кровь.

– Это рабыни или жены? – Почему-то для толстяка это было очень важно.

Дарник покосился на остальных ромеев, никто из них не усмехался, тоже серьезно ждали его ответа.

– У нас женщина рабыней бывает только один месяц, потом она всегда становится чьей-то женой или наложницей.

– Скольких за тебя нам могут обменять женщин? – нетерпеливо продолжал допытываться навклир.

Ах, вот в чем дело! У ромеев, оказывается, те же трудности, что и у варваров-словен.

– Нисколько. У нас этого даже слушать не станут.

– Это почему?

– Потому что я нарушитель. Ушел из стана без разрешения. А жизнь нарушителя не стоит и медного фолиса.

– Выходит, за тебя не будет никакого выкупа? – Иларх снова взял переговоры в свои руки.

– Придется, видно, его просто повесить, – пробормотал кто-то из приближенных по-ромейски.

– Мой выкуп в моем теле и в моей голове, – Дарник старался говорить отчетливо и не спеша, с радостью отмечая, что толмач перевел его ответ верно.

– Что ты имеешь в виду? – заинтересовался ромейский предводитель.

– Я многое знаю и умею. На рынке в Херсонесе я бы стоил пятьдесят золотых солидов, а в Константинополе – все сто.

– Вот же врет! – Возмущенный навклир вскочил с места и ткнул пленника кулаком в лицо. – Ваши князья и те столько не стоят!

Рыбья Кровь остолбенел не столько даже от возмущения, сколько от изумления. С детских лет не получал он подобного тычка в лицо.

– Сколько воинов в вашем лагере? – Иларх словно не заметил этой вспышки своего соратника.

Было досадно, что ромейские лазутчики оказались гораздо лучше словенских.

– Первая княжеская сотня лучших гридей.

Иларх проглотил «сотню» без возражений, стало быть, лазутчики были не совсем надежны.

– И что она здесь делает?

– Спасается от мора.

– Много ли у вас продовольствия и зимних припасов?

– До весны должно хватить.

– Могут они часть этого продать?

Дарник испугался, что его заставят быть в этом посредником. Еще не хватало, чтобы на Утесе его увидали в качестве жалкого пленника.

– Нет, продавать ничего не будут.

– Почему ты так думаешь?

– Кто же сейчас это продавать будет? Самим нужно все будет. Никто не знает, когда все это закончится.

Ромеи молчали, обдумывая услышанное.

– Дайте ему какую-нибудь одежду, – приказал иларх, поднимаясь.

Немного погодя к князю приблизился плешивый сутулый старичок-слуга и бросил к его ногам большую войлочную кошму и два куска плотной шерстяной материи, при этом не удосужившись развязать пленника.

Если на лицах воинов-стратиотов преобладала простая угрюмость, то лицо старичка-слуги выражало какую-то крайнюю подавленность. И князь догадался, что перед ним такие же отступники, как и он, – команда ромейского корабля, которая, вместо того чтобы идти на зимовку в Херсонес, самовольно ушла в эту малопосещаемую часть Сурожского моря, видимо тоже спасаясь от чумы.

Да и вообще к зимовке ромеи, судя по напяленным на них одеялам и оленьим шкурам, оказались готовы не больше, чем его собственная дружина до прибытия смольцев. Сначала уплыли в безлюдное место, а потом стали думать, как им тут зимовать дальше.

Размышления князя прервал приход кузнеца с тремя воинами. Кузнец надел на левую лодыжку Дарника две железных дужки и намертво соединил их друг с другом, получилось кольцо, к которому была прикована полуторааршинная цепь с пудовым чугунным цилиндром. Затем Дарнику развязали руки и ноги и позволили ему завернуть в материю босые ступни ног, а в кошму, как в кокон, упрятаться самому.

– Пошли, – сказал по-ромейски стратиот со значком пентарха на нагрудной бляхе.

Всей группой они прошли к строящимся избам. Стройкой занимались гребцы-варвары, явно к этому делу не пригодные. Выделялись лишь два улича, выбирающие в бревнах паз. Остальные стесывали с бревен кору и сучки, стараясь придать им ровную круглую форму.

Пентарх отобрал у гребца-хазарина топор, протянул его Дарнику и жестом указал на ошкуренное бревно, мол, выбирай давай паз. Все горе-плотники, приостановившись, наблюдали за князем.

Прежде чем взяться за работу, Рыбья Кровь разобрался со своим одеянием. Еще сидя связанным, он продумал, как это сделать, поэтому сейчас все проделал быстро и ловко. Скинув с себя войлочный прямоугольник, он в четыре удара топором прорубил в его середине квадратное отверстие, затем просунул в него голову, а свисающие с плеч полости обмотал вокруг поясницы подобранным тут же, на стройке, куском веревки. Получилась настоящая теплая одежда со многими отверстиями для выхода во время работы телесного жара.