После Прагерии, в 1440 году, Людовик склонился перед отцом против воли, принужденный силой. Наверняка он раздавал подарки и хотел примириться с людьми, бывшими в милости, в частности с Агнессой Сорель; вернувшись из похода против д'Арманьяка, нагруженный богатыми трофеями, он подарил ей великолепную серию из шести гобеленов «История непорочной Сусанны». Но он не мог утешиться тем малым, что получил за свою покорность, и не перестал поддерживать мятежных принцев и вельмож, встречаться с ними и говорить о планах и о своем желании поскорее взойти на трон. Король, разумеется, об этом знал, и страх его советников перед заговором был таков, что малейший более или менее тайный ход, любой обмен гонцами вызывали тревожные слухи. Говорили об измене, о попытках отравления, о людях, готовых на все, купленных за несколько сотен экю. Все это были только сплетни, но они отражали тяжелую атмосферу.

Согласно историкам того времени, разрыв был вызван именно раскрытием заговора. Дофина обвинили в намерении убить (каким образом — неизвестно) Пьера де Брезе, тогдашнего фаворита, которого он не выносил, потому что тот высоко вознесся, обладал важными должностями и доверием короля. В 1446 году Людовика изгнали со двора, и он сбежал в Дофине.

В этом резком разрыве не было, однако, ничего удивительного. Каждый был к нему готов, наблюдая за маневрами и выслушивая сплетни. Можно себе представить, что мир 1440 года оставил много поводов для недовольства между отцом и сыном. Стремление к разрыву было в большой степени вызвано двумя событиями, связанными с королевской семьей. В 1445 году умерла дофина Маргарита Шотландская, которой едва исполнилось двадцать лет. У нее не было детей. Людовик, вечно находившийся где-то далеко, был не слишком к ней привязан. Эта молодая женщина, веселая и умная, любившая литературу и искусства, наверное, казалась ему слишком чужой. Король, устроивший их брак, покровительствовал ей, проявлял к ней внимание и заботился о ее финансовом положении. В 1444 году он прислал ей в Нанси, с казначеем Жаком Кёром, две тысячи ливров «на шелковые простыни и куньи меха для платьев»... Возможно, дофину также было неприятно видеть в армии и окружении Карла VII многочисленных шотландцев, которые были повсюду. Позднее некоторые авторы, стремившиеся его очернить, говорили, будто он приказал шпионить за Маргаритой одному из близких к ней людей — Жаме де Тилли, мелкопоместному бретонскому дворянину, ее советнику и камергеру. Этот мрачный персонаж, не обвиняя прямо свою госпожу в дурных делах, писал о ней донесения, полные гнусных намеков. Ее это глубоко поразило. Она простудилась — то ли во время паломничества с дофином к храму Богоматери в Эпине, то ли в больших залах епископского дворца в Шалоне, и, тяжело заболев, не хотела никого видеть и отказывалась от пищи; до последней минуты она отказывалась простить подлому Тилли, хотя ее побуждали к этому со всех сторон. Печальный конец несчастной женщины, обессилевшей, умирающей, дрожащей от холода в августе на церковном подворье, был воспринят как трагедия всем двором и королем. Некоторые обвиняли дофина в том, что он поощрял ее преследование. Он все отрицал и в октябре 1446 года добился, чтобы Королевский совет начал расследование. Но в следующем году, по неясным причинам, расследование было прекращено.

Во всяком случае, Людовик стал свободен. Он подумывал о своем потомстве. Брак, заключенный в 1436 году, поставил его в зависимость от отца. Теперь, когда он был волен заключить союз в своих собственных интересах, ему следовало избавиться от тягостных, сковывающих его рекомендаций и советов. Разрыв с королем оказался бы только на пользу.

И еще одно важное событие, вне всякого сомнения, ускорило этот разрыв: 28 декабря 1446 года королева Мария Анжуйская произвела на свет второго сына, Карла. Отныне Карл VII, имея еще одного наследника, мог проявить больше твердости в отношении дофина.

7 января 1447 года Людовик был в Лионе; 15-го он вступил в Дофине. Его сопровождала многочисленная свита, и вступление в права владения, отмеченное с самого начала несколькими пышными церемониями и принесением клятвы в верности, говорило о желании властвовать здесь безраздельно, как никто прежде него. Первый дофин — Карл, сын Иоанна Доброго, — конечно, старался хорошо править своим уделом, соблюдать обычаи и вольности, создав в 1357 году штаты Дофине. Но он так тут и не поселился, помчавшись после поражения при Пуатье в Париж, противостоять мятежникам, оспаривавшим его права. Сыновья Карла VI — Карл (умерший в 1401 году), Людовик Гиеньский (умер в 1415 году) и Иоанн Туреньский (умер в 1417 году) считались дофинами только номинально. Сам Карл VII, младший из сыновей и дофин после смерти Иоанна, был, конечно, слишком занят — утверждал свои законные права на престол и отвоевывал часть королевства. Для всех этих принцев Дофине не представляло собой никакой ценности. Они не воспользовались своим уделом, чтобы завязать союзы с соседними странами, вступить в европейское сообщество и сохранять большую свободу действий по отношению к королевской власти.

Людовик явно желал поселиться в Дофине и обеспечить себе широкое поле деятельности. Он давно уже к этому готовился и, не докладываясь королю, пристально интересовался делами этого края, который считал чем-то вроде княжества, подчиняющегося единственно его власти. 3 августа 1440 года, всего через три недели после изъявления покорности королю, получив, наконец, дозволение непосредственно управлять Дофине, он отправил туда губернатором Габриэля де Берна, человека из своего близкого окружения. Сам он отныне беспрестанно посылал туда письма, послания, ордонансы, изданные порой далеко, в разгар военного похода: из Понтуаза в 1441 году, из Иль-Журдена в 1443 году и из Лангра в следующем. Он диктовал законы во всех областях и постоянно заявлял, что трудится ради общего блага, хочет навести порядок в делах, с которыми не справлялись чиновники, ранее назначавшиеся королем (например, Рауль де Гокур в 1428 году). В 1444 году он разрешил проводить в Монтелимаре ярмарку дважды в год и учредил соляной склад. Еще одну ярмарку устроили в Гапе. Жители, имевшие право избирать судейских, пользовались значительными налоговыми льготами. Налоги, взимаемые с евреев в Балансе, Бургуэне и на острове Кремье, были значительно сокращены, несмотря на противодействие городских собраний. В марте 1445 года Людовик, будучи в Нанси, поручил Равону Датчанину, товарищу Жака Кёра в Бурже, и Жану Женсьену проинспектировать монетные дворы в Романе, Кремье, Гренобле и Монтелимаре; он потребовал, чтобы там отныне чеканили золотые монеты, дукаты и флорины, с его гербом. Несколько месяцев спустя, находясь в Шиноне, он следил за установлением стабильных, централизованных и единообразных финансовых учреждений в далеком Дофине, которое он никогда не терял из виду. Чтобы действительно «управлять» финансами и «ведать о сборе и расходе оных, остерегаясь, дабы деяниям нашим не чинилось препон по неимению доброго порядка, как в былые времена», он назначил одного из верных ему людей, мэтра Никола, казначеем и главным сборщиком всех обычных и чрезвычайных налогов, положив ему жалованье в пятьсот ливров в год и шестьдесят су в день на время разъездов по нуждам управления.

Таким образом, уже за несколько лет до того, как он там поселился, Людовик пользовался в своем княжестве большим влиянием и хотел, чтобы об этом знали все, в том числе Королевский совет и Парижский парламент. 7 сентября 1443 года, а потом 15-го числа он велел Парламенту издать грамоты о помиловании советника Миле Блонделе. Этот человек, заведовавший монетным двором в Кремье, был признан в 1442 году виновным в том, что чеканил золотые и серебряные монеты меньшего веса; он бежал, но, приговоренный к штрафу в одиннадцать сотен золотых экю, уплатил его. Жан Дове, председатель Парламента, и Жан Жувенель, адвокат короля, сначала отказавшиеся утвердить помилование, заявляя, что речь идет об оскорблении Его величества, были вынуждены уступить. После того как грамоты были опубликованы, Миле снова взял на откуп чеканку монеты в Кремье.