перестань. Давай лучше покушаем.

– Ты меня прощаешь?

– Да, конечно!

Дина прошла на кухню, достала из сумок продукты, нарезала колбасу, хлеб, сыр, открыла готовые салаты, банки с паштетами, бутылки пива. Люба с трудом опустилась на стул. В мойке лежала грязная посуда. Дина вымыла, поставила на стол, разлила пиво по чашкам. Бокалов не обнаружила.

– Ну, за встречу! – сказала она.

Женщины выпили, закусили.

И долго сидела за столом. Люба плакала, говорила:

– Это, наверно, наказание свыше. За воровство. За подлость. За неблагодарность. Я на твои деньги дочек отправила отдыхать на Кипр, – она зарыдала.

– Ну, отдых же, это прекрасно! – сказала Дина.

– Самолёт разбился. Авиакатастрофа, – с трудом произнесла Люба.

– Кошмар! Соболезную. Земля им пухом, – расстроилась Динка. – А что Андрей?

– Он открыл рекламное агентство, дела пошли отлично. А потом выбросился из окна. Или его выбросили. Фирма оказалась записана на партнёра.

– Это жуть какая-то! – воскликнула Динка.

«А, я же их прокляла!» – вспомнила она вдруг. – «Это моя вина».

Они проговорили всю ночь. Утром уснули. А днём Дина пошла за лекарствами для Любы. Ходила, искала аптеку. Бродила по улицам, рассматривала город. Заходила в магазины, в комиссионки. Вернулась не так уж и быстро. Возле дома стояла скорая. Из подъезда на носилках выносили кого-то с синим мёртвым лицом. Она узнала Любу. Певица покончила с собой, отравившись газом.

Виолончель дождя фальшивила, сжав струну. Дома сутулились и морщились. В ушах стоял тихий голос Любы, громкий словно крик, и звуки её песен.

Домой Дина ехала в пустом купе. Её знобило. Всё вокруг казалось мрачным и враждебным. Она была подавлена, напугана. На полке белела забытая кем-то книжка. Дина взяла, полистала. Это оказались анекдоты. Она принялась истерически хохотать.

А дома всё было по-прежнему. Она приняла душ, включила телик, достала из шкафчика бутылку водки, пила и ни о чём не думала. Она выкинула из головы всё, что касалось Андрея и Любы. Ей стало хорошо и спокойно. Потом она звонила знакомым, болтала, рассказывала анекдоты. Позвала в гости Владислава. Пили, играли в карты. Ночью, изрядно захмелев, крепко спала.

А потом она купила собаку. Роскошного белого боксёра. Назвала его Гай. Это был ласковый щенок с грустными глазами. Она гуляла с ним в парке. Я там тоже бродила со своим пушистым умным Рокки. Там мы и познакомились. Наши собаки к тому времени были уже взрослыми.

Худощавая женщина с янтарными глазами, в длинной юбке, горячо молилась перед иконой Богородицы. Она просила о помощи, ведь ей так надо найти работу, и пусть заплатят немного, лишь бы хватило на жизнь! Конечно, самое лучшее дело для неё – переводить книги, она хорошо знала английский и французский языки. Но что уж получится, что Господь пошлёт, ему видней!

– Милая Матушка Божья, помоги мне, умоли своего сыночка помочь мне! – шептала женщина. И в душе её разливалась спокойная и грустная радость.

Динка стала чаще навещать родителей и сына. Генка был уже подростком, замкнутым и молчаливым. Это казалось странным для мальчика, окружённого любовью и лаской бабушек, дедушек, тётушек да дядюшек. Родни у Динки было много. Деятельной и общительной родни. У неё даже в Америке была родня, весьма энергичная. А Генка казался совсем другим, словно из иной среды мальчик. Динка не замечала этой странности, материнский инстинкт у неё был приглушён. Она приходила в родительский дом отдышаться от суеты: приятели, приятельницы, пьянка, работа, издательства, пробежки по комиссионкам и ювелирным, бесконечные покупки, прогулки с Гаем. В общем, круговерть. А дома у родителей – покой, уют, веет детством…

И вдруг начались трагедии! Умерла бабушка, следом – отец, через месяц – мать. У Дины – нервный срыв и запой. Хоронили родственники. Дину приводили в чувство, опекали, помогали вступить в наследство. Опомнившись, она продала обе квартиры – родительскую и бабушкину. Забрала к себе сына. Парень увлекался компьютерами, программированием. Нигде не учился, всё постигал сам. Дина давала ему деньги на это хобби. Пачки купюр лежали в шкафу, их было много. И Динка тратила их, не считая – на свою вычурную одежду, на золотые украшения, на меха. Этого всего было как на складе, распихано по большим шкафам и сервантам. Всё было хорошо, не хватало лишь одного, самого главного для неё – любви.

В один поздний августовский вечер Дина, изрядно поддатая, пошла с собакой в ближайшую палатку за пивом. В окошке пестрели бутылки, банки, упаковки каких-то печенюшек и шоколадок. И над всем этим маячила весьма симпатичная мужская голова с длинной светлой гривой. Сердце Динки ёкнуло. Её словно накрыло горячей волной.

– Что желаете, девушка? – мягко прозвучал его голос.

Она принялась болтать. Разговорились. Парень был великолепно образован, словоохотлив, остроумен. И Динка стала особенно красноречива. Познакомились. Его звали Алексей. Он вышел из палатки покурить. Дымили, беседовали. Он был невысокий, мускулистый. Семейная жизнь не ладилась, думал о разводе. Давно ушёл от жены, жил у себя, на Проспекте Вернадского.

Динка любовалась его рельефной мускулатурой, его длинными светлыми волосами, его дымчатами, как топазы, глазами.

– Слушай, а чего ты здесь торчишь? – сказала она вдруг. – Пойдём ко мне, я рядом.

– Не могу, работаю, – ответил он грустно. – Должен торговать этой дрянью. К тому же, у меня недостача.

– Фигня, – сказала она. – Я это покупаю. И недостачу тоже. Бери всё, запирай свою будку, и ко мне.

– Ты что, миллионерша? – спросил он недоверчиво. – Шутишь?

– Я серьёзна как никогда.

«Странно, -подумала она вдруг. – Все мои настоящие мужчины оказались с именами на А: Александр, Андрей, и теперь вот Алексей. А-А-А. Алекс точно будет мой. Он уже мой! А-А-А!!!».

И поняла, что безумно любит этого блондина. Такое с ней уже было, было!

«Ты наступаешь на одни и те же грабли», – сказал ей внутренний голос. «Нет, я прыгаю на них с разбега», – ответила она.

Рабочие таджики, курившие неподалёку, помогли перенести коробки с провизией из палатки в квартиру Динки.

– Ма, что это? – выглянул из своей комнаты Генка, долговязый, кучерявый.

– Это так, еда. Занимайся, сынок, у нас свои дела.

Сын нырнул обратно в недра комнаты и закрыл дверь.

Коробки заняли всю кухню и часть коридора, они стояли друг на друге.

– Ого, сколько! Можно год в магазин не ходить, – сказала Дина.

Она поставила на стол джин. Алексей открыл его, разлил по хрустальным бокалам.

– Ну, за знакомство! – сказала она. – И за всё остальное.

Они выпили. Закусок было много.

– Я не понял, за что мы пьём? – спросил Алексей. – За знакомство и за что ещё? Что значит: «остальное»?

Динка