зря же говорят, что справедливость одухотворяет, даже когда казнит.

Побивая камнями истекающего кровью преступника, добровольные слуги закона испытывали крайне редкое, и потому особенно ценное, ощущение торжества правды над кривдой. Добавим, что когда дремлющая в человеческой душе жестокость находит выход, то личность становится добрее и благороднее.

Разумеется, педагогический эффект от дознания и казни не исчерпывается названными обстоятельствами. Можно было бы продолжать и далее обсуждение этой темы и приводить еще и еще факты. Но автор полагает за благо предоставить такую возможность изобретательному уму читателя, а сам же он, подчиняясь необходимости продвигать повествование далее, возвращается к героям рассказа.

***

Йошуа вновь ощутил сладкий вкус счастья, ибо, наконец-то, открылась тайна поражения в Ае. Как, однако, разносторонен успех! Вот некоторые из его граней: Господь вернул благоволение своему народу, иудейское племя продолжит завоевание Земли Обетованной, героическую кампанию по-прежнему будет возглавлять пророк и воин Йошуа, а слава его возрастет и обретет новые черты.

Несомненно, в ближайшем же бою будет одержана победа над Аем — городом, коему выпала дурная удача. Умертвив худшего из народа своего, люди очистились от мерзости и сделали важный шаг к абсолютной святости. Они укрепились в вере, стали настойчивее, целеустремленнее и, вместе с тем, гуманнее.

Угнетала, однако, мысль об Ахане. Преступника больше нет в живых, но ведь и друг потерян! Хотя, какой из вора друг? Как же многоумный Йошуа не разглядел, не разобрался вовремя? Кого пригрел, приблизил? Досадно и то, что ошибка Йошуа вполне может повредить его репутации у простого народа. Очень и очень нелегко заработать себе славную репутацию, но куда как труднее сохранить ее.

“Пусть думают, что хотят, — рассуждал пророк и вождь, — а хулить Ахана задним числом не буду! Я знал его другим, и сблизился с другим Аханом. Может, Диббук в него вселился?”

Похожие думы наполняли и душу Калева. Впрочем, было бы неправильно утверждать, что мысли Калева и Йошуа целиком совпадали.

Калев, старинный соратник Йошуа, почитавший вождя в самой высокой степени, тем не менее позволял себе иметь собственный взгляд на вещи. Он нелицеприятно оглашал его всякий раз, когда полагал свою точку зрения достаточно основательной. Возможно, им двигала зависть к более успешному коллеге. Нельзя исключить также, что в сердце Калева свил гнездо дух противоречия.

Как-то раз, вскоре после казни Ахана, сотворив вечернюю молитву и покончив с дневными делами, Йошуа и Калев совершали освежительную прогулку в ожидании ужина. Двое старых товарищей и раньше любили расхаживать вместе, неспешно беседовать, обсуждать проблемы духовные и мирские. На короткое время прилепился к ним третий — новый молодой друг. Но случилось несчастье.

— Поет сердце мое, ведь Господь вернул своему народу расположение, и вся Земля Обетованная, обещанная Им, расстилается перед нами в ожидании новых хозяев! — с чувством произнес Йошуа.

— Повоюем! — лаконично ответил Калев.

— Сдается мне, дорогой Калев, что ты и рад, и не рад!

— Так ведь и ты, Йошуа, горюешь о потере Ахана!

— Ты прав. Болит душа. А что Рахав?

— Что Рахав? Откуда мне знать? По-моему, ты о чем-то переговаривался с нею, пока Накман управлял стрелкой.

— Рахав умна. Я предоставил ей решать, какому колену раньше, а какому позже проходить испытание жребием. Ты не одобряешь мои переговоры с нею?

— Сам не знаю, Йошуа.

— Как думаешь, она была довольна исходом дела?

— Не только она была довольна. И брат ее сиял.

— Что ж, весь клан их обязан нам. Не диво: наш праздник — и для них радость, наша беда — и для них невзгода.

— Возможно. Однако время покажет.

— Ты чрезмерно осторожен, Калев.

— Привычка, Йошуа. Осторожного Бог сторожит.

— Достойная похвалы привычка. Я тоже следую сему правилу, но осторожно, чтобы Бог сторожил!

— Приведи успешный пример.

— Охотно. Незадолго до разоблачения Ахан говорил мне, дескать, Накман задумал зло против иудеев, а Рахав с ним солидарна, — начал Йошуа.

— Ты поверил? — перебил Калев.

— Верный похвальному твоему и моему обыкновению, я насторожился и встревожился.

— И что же, подвело тебя мое правило?

— Суди сам. Что насторожился я — хорошо, а что не поверил до конца — еще лучше! Жребий недвусмыслен: Ахан вор!

— Почему не поверил до конца? А слова вора о злонамерении Накмана — причем тут? Объясни!

— Все связано, дружище. Плод не созревает за ночь, и негодяем не становятся вдруг. Мерзость живет и копошится в сердце супостата от младых ногтей его. Яд и ложь были в словах канальи. Усомнился я в словах Ахана, и уберег меня Бог от скоропалительности.

— Пример хорош.

— Я вижу, Калев, ты не спокоен. Что на уме у тебя?

— Я хочу убедиться в правоте вердикта жребия.

— Ты не полагаешься на Господа?

— Боже, сохрани! Я верю полной верой!

— Но ведь ты не убежден в правоте вердикта!

— Я боюсь ошибки. Я должен проверить.

— Как?

— Расследую, разберусь!

— Вольному воля! — сухо заметил Йошуа.

— Спасенному рай, а черту — болото! — примирительно сказал Калев.

— Зачем проверять Всевышнего? Казнить по ошибке — совесть запятнать. К чему нам рогатки на пути к великой цели?

— На пути к великой цели очистим совесть, коли будет нужда!

— Кажется, зовут на ужин.

— Идем!

8

Калев поставил перед собой цель выяснить, в чем состояла вина Ахана, если таковая действительно существовала. Принимая во внимание небесное авторство обвинения, можно с уверенностью утверждать, что задуманное предприятие чрезвычайно неблагодарное и, пожалуй, даже рискованное.

Далеко не так просто дело Ахана, как может показаться на первый взгляд. Разумеется, в мире нет ценности выше истины, но это обстоятельство есть лишь одна сторона монеты. На другой ее стороне был выбит недвусмысленный обвинительный вердикт, который, по существу, являлся решением Господа. Возражать Всевышнему? Сочувствуя честному и отважному Калеву, пожелаем ему неудачи, дабы не сумел правдолюб поставить под сомнение приговор божественного жребия и тем самым подвергнуть себя великой и непредсказуемой опасности.

Допуская риск утраты небесной приязни, Калев тем не менее решился на поступок. С чего или с кого начать расследование? Ахан, древнего безвременья герой, побит камнями, казнен, мертв — от него не услышать ни звука правды, ни слова лжи. Калев подумал, что для начала следует познакомиться с Рахав — роль у этой особы не эпизодическая.

“Какой, однако, предлог для визита изобрести и