Дима добрался без приключений, правда, такси стало в круглую сумму, ну да ладно…Зато он успел немного подремать в машине.

Зашёл в подъезд, размышляя о том, как завтра сподручнее забрать автомобиль, открыл дверь квартиры – а тут сюрприз.

Ксения посмотрела Диме в глаза. Ничего хорошего её взгляд не предвещал. Девушка была в ярости. Тщательно подготовленной, высиженной за несколько часов, продуманной, просчитанной ярости.

Когда-то ему нравились её непосредственность и темпераментность. Они отлично дополняли точёную талию, роскошную гриву волос цвета воронового крыла и, прежде всего, великолепные ноги.

Собственно, именно ноги изначально и привлекли Диму. Ксения была виолончелисткой, играла в каком-то оркестре в Хайфе.

В том, что он встречался с виолончелисткой было что-то пошлое, как, впрочем, и в самом образе девушки в обтягивающих брюках, водящей смычком по гигантской, перезрелой скрипке, зажатой между ног. Классическую музыку Виктор не понимал совершенно, за что периодически получал от подруги.

Зато с ней было забавно, приятно, а иногда даже весело.

Но теперь веселье явно подошло к концу.

– Явился! Пьяный, вонючий, от игр отстранённый. Слухами земля полнится, – она правильно поняла недоумённое поднятие бровей. – Наиль рассказал.

– А Наиль откуда узнал? – мрачно переспросил Дима, ставя сумку на столик.

– Ему Абрам.

– А Абраму Сара небось? – попытался пошутить он в ответ, но наткнулся только на недоумённо-обиженный взгляд. Ксения была хоть и была начитана, но книги предпочитала на английском, происходила из семьи третьей волны эмиграции и часто не понимала специфических шуток своего бойфренда.

– Ладно, Ксюш, – он присел на корточки рядом с креслом. Великолепные ноги находились в опасной близости. – Ты зачем приехала? Час ночи уже. У тебя…– он помедлил, так как понял, что вообще не в курсе расписания жизни своей подруги. Концерты там, репетиции, учеба, а ты здесь сидишь, меня ждёшь…

Она пихнула его ногой в лицо. Это было не больно, но неприятно. Вскочила на ноги:

– Тебя вообще что-то интересует, кроме тебя самого? – вскрикнула она, театрально всплеснув руками.

– Ты прекрасно знаешь, что да, – ответил он и задумался, сколько правды было в этих словах. Не очень много, если откровенно.

– Тогда почему ты не звонил мне последние четыре дня? Я молчу о том, что ты обещал прийти на мой концерт и не пришёл, и что мы должны были ехать в гости к моим родителям…

Дима поморщился, надеясь, что сделал это не особо заметно в полутьме прихожей. Точно! Концерт! Родители!

Он вздохнул. Снова хотелось пива.

– Потому что… – «мне было не до тебя» – НЕ сказал он в последний момент, но Ксения прекрасно умела договаривать за других.

– Потому что тебе плевать на меня! Я для тебя пустое место! Предмет интерьера! Приятная деталь спальни! Робот, которого можно выпустить из чулана, когда приспичит!

Воспользовавшись тем, что она отошла от кресла и принялась расхаживать по прихожей, выкрикивая обвинения, он плюхнулся на её место и застыл с руками между колен, высоко задрав плечи – этакое статичное пожатие плечами на все её слова. Говорить и спорить не хотелось.

– Ну тогда я тебя расстрою! Я не хочу быть живой игрушкой! Я хочу быть человеком! – она распалялась всё больше и больше. В какой-то момент она принялась хватать вещи с полок и бросать на пол. – Я человек, Дмитрий! Я, твою мать, человек, а не робот-пылесос! У меня учеба, у меня карьера, у меня друзья! Нет, ведь у роботов не бывает своей жизни! У меня отец раком болен! – её лицо побелело. – Но тебе нет до этого дела. Что ты там вякнул? Не говорила? Конечно, роботы ведь не разговаривают! И твой робот уезжает от тебя! Чух-чух!

Она схватила сумку с пола и рванула к двери.

Дима поднялся с кресла и двинулся следом. Ему было стыдно, но, одновременно, он чувствовал какое-то облегчение.

На пороге Ксюша остановилась.

– Знаешь, Дмитрий, к сожалению, – в её заплаканных глазах играли злые, озорные огоньки. – Ты действительно такой мудак, каким тебя считают все твои близкие.

Он опомнился только в самый последний момент, но не настолько, чтобы остановить ладонь, только успел максимально ослабить удар натренированной руки.

Было чем-то похоже на шлепок по мячу, только, в отличие от мяча, по щеке ладонь ударила более звонко. А может дело в том, что он был без перчаток?

Ксению откинуло на метр назад, она ахнула, схватилась за мгновенно зарумянившуюся щёку. Шагнула ещё раз в сторону лифта, а затем села на пол и зарыдала – навзрыд, оглушительно, так как плачет ребёнок, разбивший коленку.

Он захлопнул дверь – громко, с оттяжкой.

И зачем ты это все сделал? Хочешь, чтобы она полицию вызвала?! Тебе и так проблем мало? Дверями ещё стучишь! Соседи и так, наверное, проснулись?!

А затем, как и всегда, после вспышки накатило раскаяние.

Полиция! Соседи! О чём он, мудак, думает.

Он открыл дверь обратно, собираясь броситься к ней, сесть рядом, начать бессвязно извиняться, заводить в дом, прикладывать лёд, но… Ксении уже не было в холле.

Дима вернулся в квартиру. Здесь пивом не обойтись. Он полез в шкафчик за виски.

Выпил, достал телефон – написал Ксении. Одна галочка, две галочки. Галочки стали синими. Тишина.

Логично.

Посмотрел на контакт доктора, но писать не стал. Хватит мешать людям работать!

Ещё раз набрал Женю – без толку.

Вздохнул, зашёл в контакты, нашёл Анин номер и записал длинное голосовое сообщение. Отправил.

Одна галочка. Как и всегда.

На этот раз зверей не было.

Один мальчик прятался за кустами, сжимая в руках альбом для рисования, другой сидел на скамейке. На спинке той же скамьи сидела девочка – может быть на год младше, может быть ровесница мальчиков. Костлявая и нескладная, она тщетно пыталась уменьшить свой, немалый, даже в сравнении с высоким мальчиком, рост, горбясь в три погибели. Обе коленки были расцарапаны до крови. Судя по старым следам зелёнки, это была отнюдь не первая травма за лето.

– Мы пойдём в старую котельную? – спросила девочка, нетерпеливо ёрзая по спинке скамьи.

– Да. Сейчас. Если ты разрешишь позвать брата.

– Нет, – помотала головой девочка. – Он злой.

– Он-то злой? Он самый добрый человек на свете, – искренне возмутился мальчик на скамейке. Мальчик в кустах покраснел. – Добрый и честный. И вообще – где я, там и он.

– Ну, значит, вы оба не пойдёте смотреть котельную! – девочка отвернулась. – Он злой и трусливый. Меня боится. Я не удивлюсь, если он когда-нибудь меня ударит. Или какую-нибудь гадость сделает.

– А ты над ним больше издевайся!

– Был бы он добрый, я бы не издевалась! –