Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Третий ее спутник, самец, расположился ниже Бьянки и, широко расставив лапы, висит на дереве, глядя вниз. Возможно, он считает, что стоит на страже, но Порции представляется, что он просто задумался. Очень жаль, потому что он ей нужен. Он меньше нее, он может прыгать дальше и приземляться на более тонкие ветки.
Все трое уже пятьдесят дней как вышли за пределы своей территории. Представителям их вида свойственно любопытство. Именно то качество, которое помогало их крошечным предкам создавать мысленную карту окружающего их мира, превратилось в способность фантазировать, спрашивать, что находится за лесом. Народ Порции – прирожденные исследователи.
Она поднимает педипальпы белой стороной вверх, давая сигнал: «Иди сюда!» Называть его по имени нет нужды. Самки не зовут самцов по имени. Он замечает движение боковым зрением и дергается. Он постоянно дергается, пугаясь собственной тени, жалкое создание. У нее сложилось четкое мнение о нем, и гораздо более благоприятное – о Бьянке. Ее мир состоит из более ста личностей – преимущественно самок, – с которыми она поддерживает тщательно выверенные отношения. Нановирус усердно подгоняет ее вид к созданию социума. Хотя мозг у этого потомка первой Порции решительно меньше, чем у человека, она, как и ее далекая предшественница, умевшая добиваться удивительных результатов со своим крошечным узелком нейронов, обладает внушительной способностью решать задачи: физические, пространственные, теоретические, социальные. Ее вид оказался плодотворной почвой для работы нановируса.
Самец осторожно проползает под Бьянкой и перепрыгивает на ветку к Порции, волоча за собой белую страховочную нить.
«Перекинуть мост, – приказывает она ему, как только он оказывается достаточно близко для нормальной коммуникации, – быстро». Основная часть ее речи – визуальная, быстрое перемещение педипальп. Богатейший контекст (в основном ее общее недовольство им) передается вибрацией ее мелькающих лап.
Он коротко передает свое скромное согласие и выдвигается по ветке так далеко, как осмеливается, а потом снова и снова примеряет положение лап перед задуманным прыжком. Порция сигнализирует Бьянке свою досаду, но ее спутница наблюдает за чем-то, происходящим внизу. Нечто, похожее на ходячий коврик, ползет по лесной земле: это тоже паук, но из тех, кого нановирус смог одарить большим размером – но и только. Массивный, как полдюжины Порций, он убьет ее мгновенно… если сможет поймать.
Бьянке хочется есть. Она указывает на наземного ползуна и лениво предлагает прервать их путешествие именно сейчас.
Порция задумывается – и находит, что это предложение не лишено достоинства. Она дожидается, чтобы самец сделал прыжок, – что у него получается легко, несмотря на весь его трепет, – и оставляет его перемещаться обратно по его собственной нити, чтобы начать строительство моста. После этого она дает сигнал Бьянке, и они обе начинают спускаться.
Мохнатый охотник внизу сосредоточен на собственном желании поесть: на поверхности земли достаточно разнообразных видов добычи, многие из которых остались неудачными результатами работы нановируса. Выжило и несколько видов позвоночных: мыши, птицы, карликовые олени, змеи – но все попытки вируса воздействовать на них провалились. Эксперимент Керн требовал обезьян, и она позаботилась о том, чтобы избранники зеленой планеты не испытывали конкуренции со стороны близких родственников. Позвоночные, с которыми предстояло взаимодействовать обезьянам, были устроены так, чтобы отторгать вирус. Они почти не изменились.
Никто не принимал в расчет беспозвоночных – сложную экосистему крошечных ползающих созданий, которым предстояло стать всего лишь лесами, по которым будут подниматься ввысь отсутствующие обезьяны.
В огромном количестве случаев – как, например, с потомком тарантулов, за которым наблюдает Порция, – вирус хоть и смог спровоцировать рост, но искомая нейронная сложность не возникла. Часто не хватало давления экосистемы, которое обеспечило бы отбор по такой способности. Осознание своего «я» и способность осмысливать вселенную сами по себе не обязательно являются условиями выживания. Порция – это то редкое (хотя и не единственное) исключение, когда усилившиеся когнитивные способности обеспечили моментальное и подавляющее преимущество.
Похожий на коврик охотник останавливается, уловив еле заметные вибрации. Поверхность почвы покрыта его нитью, которая образует неопрятный, но чуткий орган чувств, сообщающий ему о движениях добычи. Против столь примитивного создания Порция и ее родня предпочитают использовать способы охоты, которые не менялись тысячелетиями.
Порция уже рассмотрела рисунок нитей внизу, проходящих по опавшим листьям, почти неразличимых взору, не обладающему ее остротой. Она опускает вниз переднюю лапу и аккуратно играет нитями, красноречиво разговаривая с помощью касания и движения, создавая призрачную добычу и придавая ей иллюзорные размер, удаленность и вес, полностью сфабрикованные ее умением. Она вторгается в примитивное сознание наземного охотника с такой точностью, словно действительно способна вживить в него свои мысли.
Он продвигается на несколько шагов, проверяя это ощущение, не до конца убежденный. Она предполагает, что ему уже случалось чудом спасаться от кого-то из ее родни. Огромное косматое брюхо поднято в готовности выбросить облако острых волосков, которые забьются Порции в легочные книжки и вызовут раздражение в суставах.
Она снова осторожно опускает лапу, дергая и подтягивая, показывая, что иллюзорная добыча удаляется и вскоре вообще уйдет. Ее тело такое же пятнистое и неровное, как у ее предков, и примитивные глаза наземного охотника ее не различили.
Он неожиданно заглатывает наживку – волосатым вихрем несется по перегною в никуда, а Бьянка падает ему на спину клыками вперед, вонзая их в то место, где лапы соединяются с туловищем, а потом отпрыгивает на несколько длин тела, чтобы не попасть под ответный удар. Охотник бросается за ней, но тут же спотыкается, резко потеряв твердость лап. Спустя несколько мгновений он уже дергается и трясется под действием яда, а две самки ждут, чтобы он перестал двигаться (хотя при этом останется жив), и не подходят питаться. В особенности Бьянка остается в напряжении, готовая отскочить в случае необходимости. Ее брюшко колышется, чуть сокращаясь и раздуваясь, прогоняя воздух через легочную книжку.
Сверху на них тоскливо смотрит самец и, когда Порция поднимает взгляд, чтобы его проверить, просит разрешения покормиться. Она приказывает ему сначала закончить работу.
Спустя мгновение он спрыгивает чуть ли не прямо на нее, заставляя инстинктивно отскочить. Она неудачно приземляется и падает на спину, а потом гневно поднимается. Бьянка чуть не убила самца, но тот топает и отчаянно жестикулирует: «Близко опасность! Опасность! Плевуны!»
И он не ошибся: идут ее древние враги.
Плюющиеся пауки, скитоды, шли одним темпом с родичами Порции с самых их крошечных истоков. Размерами они где-то между нею и наземным охотником, однако размер не был ключом к доминированию даже в довирусные времена. Сейчас она видит, как они настороженно подползают ближе, целый отряд: шесть… нет, восемь… особей, рассредоточившихся и бдительных. Они спустились со своей паутины на охоту. Они охотятся стаями, эти эволюционировавшие плевуны, и Порция понимает, что они – не животные, хоть и не достигли того уровня, какой получила она. Эти крупные шаркающие убийцы постоянно находятся на окраинах мира Порции – жестокие скрытные дикари, чье невидимое, но неизменное присутствие не позволяет молодняку удаляться от гнезда.