Оштукатуренные и свежепобеленные стены широкого и гулкого коридора внушали мысль о том, что ремонт сделан и в самих камерах, но ничуть не бывало. Помощник дежурного по изолятору отворил тяжелую дверь, не так давно выкрашенную в темно-серый цвет, и втолкнул Илью в какой-то темный закуток, из которого пахнуло мерзким смрадом немытых тел и туалетных нечистот.

Но куда больше вони он боялся встречи с тюремными монстрами, которые, казалось, вот-вот набросятся на него из тьмы своей убогой норы. От страха он даже невольно зажмурился, и напрасно – не было никаких чудовищ с горящими глазами и оскаленными клыками. Тишину в камере разбавлял только чей-то храп.

Глаза привыкали к полутьме помещения, находившиеся в нем предметы принимали очертания. Под потолком крохотное оконце, настолько перекрытое слоями решеток и прочих заграждений, что ни свет через него в камеру не поступал, ни свежий воздух. Под потолком лампочка – сама по себе тусклая да еще закутанная в жестяной кожух с пробитыми в них отверстиями, едва пропускавшими свет. У самой двери слева знакомая по армейскому быту чаша «Генуя», лет сто не мытая и нечищенная, да еще кто-то в душу ей нагадил и не смыл… К стене примыкали четыре дощатых лежака в два яруса, но занят был только один. На нарах безмятежно посапывал-похрапывал бородатый и смердящий мужик в грязной куртке и мокрых, как показалось Илье, штанах. Он спал прямо в ботинках с подошвами на самодельных подвязках, под головой какой-то баул, от которого воняло не меньше, чем от его обладателя. Как будто кот в этом мешке сдох еще в прошлом году…

Илья сел на краешек нар, обхватил голову руками. Монстров в этой камере не было, но ужас бытия все равно встал перед ним в полный рост. Какая-то непонятная хлябь под ногами, рядом смрадный бомж, сортир забит нечистотами, а ведь это еще не тюрьма. Там наверняка все во сто крат хуже: и бомжей побольше, и грязь погуще, но самое страшное – это уголовные монстры, от которых неопытным новичкам нет житья. Илья помнил, как измывались над ним в армии злобные деды, но сейчас, в ожидании грядущих ужасов, их унижающие издевки казались милыми цветочками по сравненью с ядовитыми, а оттого смертельно опасными волчьими ягодами…

* * *

Палящие глаза Нилы немилосердно жгли душу.

– Ты спал с ней?

В ее словах звучала злая, беспощадная ирония.

– Да, – не стал отнекиваться Илья.

Отпираться не было смысла: она знала все и без него.

– Я так и знала, что в ту ночь ты мне изменил, – желчно усмехнулась она.

– Ты тоже в долгу не осталась, – подавленно буркнул он.

– Не осталась. И дальше буду с мальчиками дружить. Ты в тюрьме будешь гнить, а я с мальчиками дружить.

– Зачем ты так?

– А ты как со мной поступил? Зачем в душу плюнул?

– Я же не просто так, я же ее любил…

– А меня?.. Ладно, можешь не отвечать. Сама знаю, что не любишь…

– Ну почему же… – начал было Илья, но Нила его оборвала:

– Заткнись!

– Не надо так со мной, – нахмурился он.

– А то что? – ехидно вскинулась она. – На развод подашь? Так я и сама с тобой разведусь. Как только тебя осудят за убийство, так и разведусь, без всяких проволочек…

– Разводись, – убито пожал он плечами и так же пришибленно добавил: – Если тебе станет от этого легче, разводись…

– Да нет, легче мне не станет… Как же ты мог, Илья? Что тебе не хватало со мной?

– Выпил много, переклинило…

– А убил зачем?

– Я не убивал.

– Следователь так не считает.

– А ты сама как думаешь?

– Думаю, что ты свинья…

– Тогда зачем пришла?

Илья уже третьи сутки находился в камере предварительного заключения. И только сегодня Нила снизошла до свидания с ним.

– А к свиньям тоже, знаешь ли, привязываются.

– Ну так вытащи меня отсюда! – с надеждой воззвал к ней Илья.

– Как?

– У тебя деньги, связи.

– У Окулова связи покруче и денег не меньше. А ты его жену убил. Он уже к прокурору ездил, не просто так. Влип ты, парень, крепко влип… С адвокатом я тебе, конечно, помогу, передачи в тюрьму… И еще Андрея попрошу, чтобы он за тобой присмотрел…

– Андрея?!

Илья чуть не разрыдался от подступившей к горлу горечи. Совсем недавно он уверял Андрея, что никогда и ни за что не переступит черту закона, убеждал его в том, что порядочные люди за решетку не попадают. И на тебе, как будто в наказание за это угодил в тюремный переплет. До слез обидно, до зубовного скрежета жаль себя.

– Да, племянника своего. Как чувствовала, что надобность в нем появится…

– Лучше бы не появлялась.

– Ладно, не кисни. Что-нибудь придумаем, – успокоила его подобревшая жена. – В беде не бросим… А когда вытащим тебя отсюда, подумаю, разводиться с тобой или нет.

– Или нет, – чуть ли не с мольбой во взгляде подсказал Илья.

Если раньше жизнь с Нилой устраивала только с материальной стороны, то сейчас он думал иначе. И дело не в любви, которой к ней никогда не будет. На фоне пережитого и переживаемого она воспринималась им как символ не просто беспечной, но и безопасной жизни. Пока он был рядом с ней, пока не ходил на сторону, все было в полном порядке, но стоило ему сорваться с цепи, как все рухнуло в одночасье… Но пока она с ним, пока за него, еще есть шанс выкарабкаться. Она заплатит адвокату, она подстегнет милицию, чтобы там побыстрей нашли настоящего преступника, она сделает все, чтобы вытащить Илью из тюрьмы. И если это произойдет, он уже точно никогда больше не изменит ей. Любовью к ней воспылать не сможет, но повода для разочарования больше не подаст… Эх, если бы чудо произошло прямо сейчас! Но, увы, Нила – не Господь Бог, и связей у нее в небесной канцелярии нет. Так что придется потерпеть…

Однажды, не так давно, Илья ехал на своей машине по городу, на перекрестке рядом с ним остановился милицейский фургон светло-зеленого цвета с зарешеченным окном, из которого изможденно-безнадежными глазами смотрел на него находившийся за ним человек. Тогда он посмеялся в душе над несчастным, считая, что ему такая участь не грозит. Но как сильно он ошибался…

– Пошел, быстрей!

Илью не били, не толкали, но сама атмосфера всеобщей нервозности подстегивала похлеще кнута. Он заскочил в клетку автозака так прытко, как будто там можно было спрятаться от людей, стоявших на заднем дворике милицейского здания, как будто здесь была тишина и покой. Но глупую иллюзию мгновенно разрушил забравшийся вслед за ним в машину собрат по несчастью – чахлый узкогрудый дяденька с бледным лицом и красными воспаленными глазами. Он тоже шел этапом в следственный изолятор. За ним был испито-интеллигентного вида мужчина в мятом и грязном, но добротном пальто, затем – худощавый, нескладный, истерично-веселый паренек с лысой головой и подбитым глазом… Появившиеся конвоиры заперли сначала одну клетку, затем вторую, примостились на скамейках у двери. Это были совсем молодые ребята, младше Ильи, но власть, которой они обладали в силу своего положения и должностных инструкции, делала их старше и значимей, чем они были на самом деле.