Романовых, в одиночку ворочал массивную пушку. И именно отец подарил ему книгу со сказками Киплинга и первым в семье назвал сына ласковым прозвищем Бимбо. Нет, прочь эти мысли! Николай Михайлович опять прибег к энотерапии, которая вот уже лет тридцать применялась в Российской официальной медицине и опустошил вторую бутылку вина. Казалось, что сие лечение оказало благоприятное действие, тело расслабилось, глаза закрылись и он перенёсся в царство Морфея, но Литы, дочери Зевса нашли его и здесь. Вот ему докладывают, что при оглашении на площадях и в храмах манифеста о гибели Императора Михаила II от рук преступных и коварных заговорщиков и о восприятии императорской власти его сыном, цесаревичем и соправителем, объявившем себя Николаем II, народ встречает сию весть или гробовым молчанием, или глухим ропотом. А перед Михайловским дворцом собирается толпа, среди коей замечен получивший широкую известность и уважение отец Иоанн Кронштадтский, сиречь не исключена угроза бунта и его Императорскому Величеству следует немедля ретироваться через черный вход во избежание нежелательных эксцессов.

Среди Романовых всегда хватало смелых и решительных людей, да и сам, Николай Михайлович не мог праздновать труса, хотя страх и вцепился в его горло, ан нет, пересилил себя, а посему решил выйти навстречу народу и приказал открыть ворота. Сам он в сопровождении адъютанта и ещё нескольких офицеров, а также троих фельдфебелей — бывалых рубак, обладающих лужеными глотками и привыкшими отдавать команды десяткам солдат в том числе и под вражьим огнём выстроились на верхней площадке перед ступенями. Толпа, буквально взявшая дворец в полукольцо из многих сотен людей, замолкла и все, почти одновременно обнажили головы. Хотя время давно перешагнуло полдень, до начала сумерек оставалось ещё несколько часов. По его знаку, папка с манифестом передаётся в руки одного из фельдфебелей, коему предстояло выступить в роли царского глашатая. Старый вояка польщённый сим поручение и принявший для бодрости и лучшей дикции двойную чарку водки, бережно принял в руки папку с напечатанным текстом манифеста и начал вещать. То, что произошло далее, трудно объяснить одними законами природы и физики, зато всего два слова: «промысл Божий», ставил всё по местам. Стоило лишь дойти до фразы о смерти Императора Михаила II-го, «павшего от руки убийц, презревших присягу Государю и клятву Всемогущему Богу…», как налетевший буквально из неоткуда порыв ветра вырвал из его рук листы с тестом манифеста и унесли их прочь.

Целую минуту, на площади возле дворца стояла полная тишина. Поэтому, слова, пришедшего в себя одного из свитских: «Читай, скотина, по новой» прозвучали громом, а битый жизнью и войнами фельдфебель, как чёрт от ладана отпрянул от протянутой ему новой папки. Придворный хлыщ походя залепил ему зуботычину и попытался взять на себя роль глашатая, но мгновенно небо стало покрываться тучами, откуда не возьмись появилась стая ворон, устроивших над ними хоровод, сопровождаемый зловещим карканьем. А затем, внезапно сквозь пелену облаков прорвался солнечный луч, коей упал прямо на центр толпы. Люди отпрянули в сторону, на освободившемся пятачке в солнечном свете, воздев долу правую руку с большим серебряным крестом, в поношенной черной рясе и босиком, стоял Иоанн Кронштадтский. Время как будто остановилось и лишь стук сердец продолжал отсчитывать секунды. Потом, кто-то невидимый вновь запустил маятник Хроноса. Небо очистилось, вороны унеслись прочь, успев напоследок изрядно пометить своим помётом стоящих на парадном крыльце дворца. Но на них никто уже не смотрел, ибо отец Иоанн, перекрестив людей, стоящих на площади, молча, пошел прочь. А весь люд последовал за ним, подобно тому, как агнцы идут за пастырем своим. Более, никто в Санкт-Петербурге и Кронштадте его не видел.

* * *

Станция Дно

10 мая 1889 года

Этот сон с фотографической точностью повторил совсем недавние события и Николай Михайлович, пробудившись, не сразу осознал, что находится не возле Михайловского Дворца, а в своём вагоне. Но, как известно, на жизненном пути нас сопровождает не только ангел-хранитель, но и его антипод, который обычно прячется за нашим левым плечом. И в голове зазвучали иные мысли, позволяющие взглянуть на происходящее с иной точки зрения. Во-первых, князь Бимбо неожиданно, но весьма кстати, вспомнил весьма запутанную историю кончины своего двоюродного дедушки, Императора Александра I Благословенного и не менее таинственные слухи о старце Федоре Кузьмиче. Если Император Николай I из соображений государственных счёл возможным в манифесте солгать о смерти Государя, то почему это непозволительно его внуку Николаю II⁈ А далее последовала попытка побороть терзания совести чувством обиды и праведного гнева. Дважды он влюблялся. В первый раз сердце юноши, который не достиг еще двадцатилетнего возраста было покорено немецкой принцессой Викторией Баденской. Но достаточно близкое родство, которое не служило препятствием к браку по канонам католической церкви, с точки зрения православия было табу. Да и родители девицы, прочили ей в жёны пусть и захудалого, но королька. Годы текли и в 1886 году стрела Амура опять поразила Великого Князя. На этот раз её направляла юная принцесса Амалия, внучка последнего Короля Франции Людовика-Филиппа. И опять, Отец ответил «НЕТ!». Но теперь, когда судьба дарует ему быть может последний шанс сочетаться браком не только и даже не сколько по расчету и планам деспотичного паПА, а по любви с Викторией Великобританской, которую внутри семьи и самые близкие друзья называли просто: Тория, он опять слышит это роковое слово: НЕТ!!! И что интересно, что на этот раз отец запугивает его страшными историями о наследственной болезни, кои передаётся в этой семье по женской линии, начиная с её августейшей бабушки Королевы Виктории. В результате рождаются дети с гнилой кровью сиречь с гемофилией. Но на этот раз он не смирится и будет драться за свою любовь до конца. И пусть он виделся со своей избранницей всего лишь несколько раз и их роман развивался в переписке, но он убедился, что лишь эта девушка понимает и принимает его полностью, таким, каким он есть. И у них так много общего. И прежде всего это деспотичные родители. Если Виктория стала в некотором роде если не рабыней, то компаньонкой и секретарём своей матери, которая лишила её права на личную жизнь и свободу, то для своего отца он стал безвольной игрушкой или послушной марионеткой. А раз так, то, как говорят французы: «à la guerre comme à la guerre» (на войне как на войне).

Всё! Чёртовы воспоминания к чёртовой матери! Николай вскочил на подножку вагона и быстро вошёл в его нутро. Паровоз зашипел, выбросил клубы пара, поезд дернулся и стал медленно набирать ход. Станция Дно оставалась в прошлом. Надолго ли?