И тогда великий князь Николай (отец великого князя Николая Николаевича, который позже приобрел славу главнокомандующего на Великой европейской войне в 1914 году) был назначен командующим вместо него.

Мой брат Михаил со своим гусарским полком, расквартированным в Царском Селе, отправился на фронт, и я очень волновалась за него. Княжна Шаховская стала медсестрой в Красном Кресте. Ее поступок положил моду на работу в госпиталях среди дам высшего света.

Так как отец не позволил княжне отправиться на фронт, ей пришлось довольствоваться тем, что она читала книги и письма раненым, размещенным в варшавском дворце Брель, теперь превращенном в госпиталь.

Вместе с Барятинскими мы оставили Скерневицы и переехали в Варшаву во Дворец Бельведер, где мы могли быстрее получать новости с фронта.

Император ежедневно телеграфировал фельдмаршалу и держал его в курсе событий. По случаю взятия Карса император писал: «Карс взят доблестной Кавказской Армией. Вот как могут воевать наши солдаты!»

Я помню юного герцога Лейхтенбергского, племянника императора, очень симпатичного юношу, который проезжал на фронт через Варшаву. К сожалению, вскоре после этого он был убит.

Война закончилась в 1878 году. Фельдмаршал решил отвезти княгиню Барятинскую, которая на тот момент была нездорова, в Женеву. Мы с невесткой составили им компанию.

Вскоре наш добрый старинный друг фельдмаршал скончался.

Оставляя Скерневицы, он пребывал в депрессии и говорил, что знает о том, что никогда уже сюда не вернется. Наводя порядок в своих книгах, он произнес — я слышала это — «Sic transit gloria mundi» («Так проходит слава мирская»). А на мою попытку переубедить его ответил: «Нет, я не вернусь».

Мы все сопровождали его тело обратно в Россию. Фельдмаршал был похоронен в своем старинном родовом поместье.

(В 1937 году по приказу Председателя Президиума Верховного Совета СССР Михаила Калинина, приехавшего на отдых в имение Марьино, останки фельдмаршала и его родни были извлечены из семейного склепа и сожжены на колхозном дворе, а сам склеп превращен в котельную. — Прим. перевод.)

Согласно российскому военному закону, вся команда скончавшегося фельдмаршала поступала на службу к императору. В результате мой брат тоже стал флигель-адъютантом Его Величества.

В 1881 году, после смерти Александра Второго, Георгий продолжил службу у Александра Третьего в том же качестве.

После похорон фельдмаршала мы втроем — я, Георгий и Эло — вернулись на Кавказ.

В Абаши возле Нового Афона я встретилась со своей старшей сестрой, которая вышла замуж за князя Дадиани в возрасте 14 лет и теперь уже была вдовой.

Ее муж был родственником дамы, с которой мой отец был когда-то обручен и с которой потом резко порвал. Как я уже говорила, мой зять нанес мне визит, еще когда я училась в школе в Тифлисе.

В то время путешествовать там, где не было железных дорог, возможно было лишь верхом на лошади. Но для дам поездка в Тифлис была слишком длинна, даже если они могли сидеть в седле. Поэтому моя сестра не составила мужу компанию.

Грузинки в те дни уже не ездили верхом, как в былое время. И потому я привела своих родственников в шок, так как весьма увлеклась конным спортом во время своей жизни в Скерневицах.

В том году, когда мы находились в Сенаки, в Летнем саду в Петербурге было совершено покушение на императора Александра Второго. Незадолго до этого мой старший брат видел странный сон.

Георгий и Михаил занимали одну комнату. Как-то Михаил поднялся очень рано утром, чтобы успеть на поезд в Кутаис. Он разбудил Георгия и спросил, нет ли у него каких поручений. И Георгий сказал, что только что видел сон, будто в императора стреляли.

Михаил сказал, что он разузнает в Кутаисе, не случилось ли чего с императором, и даст нам знать.

Буквально через несколько часов после его отъезда мы получили от него телеграмму о покушении на императора, которое, к счастью, не удалось и император остался жив.

Из Сенаки мы отправились в Кутаис. Это был мой первый визит в этот живописный старинный город с окрашенными в разные цвета деревянными домами. Мы остановились в отеле «Колхида» и весело проводили время.

Масса местных обычаев была нова для меня. Здесь я впервые услышала, как грузины много поют во время трапезы. На всех больших обедах, даже просто семейных, обязательно назначался тамада — президент стола, — который предлагал тосты. Их всегда было очень много, и каждый заканчивался словами: «Многая лета!»

Обед обязательно завершался молитвой Деве Марии, которая должна была защищать дом.

Затем младшие и наименее важные гости первыми вставали из-за стола, крестились, отвешивали поклон компании и покидали комнату.

Я заметила, что никто не крестился перед едой.

Обед обычно завершался в три часа дня, и потом до ужина, как правило, мы катались.

Множество интересных людей приходило навестить нас в отеле. Среди них — графиня Пушкина с дочерью и поэт Мамия Гуриели, который читал нам свои стихи и стихи русских поэтов.

Когда визит в Кутаис подошел к концу, я отправилась на север к Глазенапам в Дерпт, тогда принадлежавший Литве (сейчас это город Тарту, относящийся к Эстонии).

Здесь я провела год. Некоторое время посвятила урокам верховой езды. У меня была своя лошадь по кличке Дива, и в моей памяти навсегда останутся наши путешествия.

Также я брала уроки английского и немецко го языков. Правда, если первый был мне интересен, то второй, увы, не очень.

В Дерпте я впервые познакомилась с движением Редстока.

(Лорд Редсток прибыл в Россию с евангелистской миссией).

С ним меня познакомила моя подруга мадемуазель Шипова, фрейлина принцессы Ольденбургской, которая была последовательницей Редстока.

Я помню один забавный эпизод, связанный с этим движением. Мои знакомые решили наказать своего маленького сына. Тот, узнав о намерении родителя отшлепать его, обратился к отцу, последователю Редстока: «Не делай этого! Ведь во мне Христос!» Чем привел своих родителей в замешательство.

Позже я стала свидетельницей и других случаев, характеризующих это движение, но сейчас не стану подробно останавливаться на рассказе об этом.

В это же время мы узнали, что правительство вернуло нам одно из имений наших родителей, которое находилось возле Очамчири в Абхазии.

Я снова отправилась на юг и встретилась в Одессе с братом и его женой.

Оттуда Эло и я поехали в Абхазию. Прибыв в Очамчири, мы обнаружили, что от дома ничего не осталось, а сама местность была такой влажности, что, скорее, походила на рассадник для лихорадки.

Мы остановились во временном плетеном домике, покрытым штукатуркой, с кафельным полом. Но я вскоре почувствовала себя больной и уехала в Сенаки.