— Знаешь, за что я стану боготворить этот корабль? — молвил фон Готт, когда страсти угасли и, голова к голове, раскинув руки, они лежали на разбросанной, измятой постели.

— За то, что на нем мне никуда от тебя не деться, — попыталась угадать графиня фон Криффер. — Убегать в антарктические льды я, как ты понимаешь, вряд ли решусь.

— Ты опасная женщина, Норманния.

— Всего лишь пытаюсь соответствовать своему диверсионному псевдониму. Однако вернемся к телеграмме. Насколько я понимаю, на ней стоял гриф, запрещающий ее оглашение, но в то же время в ней предписывалось подготовить меня к новому заданию. Нашему общему. Говори прямо: эти кретины-штабисты что, в самом деле решили оставить нас в антарктическом аду Внутреннего Мира? Что-то мне в это не верится.

— И правильно не верится. Внутренний Мир пока что откладывается: нам предстоит рай латиноамериканских Анд. А коль так, — значит, мир все еще у наших ног!

Норманния сжала его ладонь, затем, радостно взвизгнув, потрясла ею в воздухе:

— Слава тебе, Господи! Побывать в Андах мне хотелось еще с тех пор, как я узнала, что тебя отправили с «неофициальным визитом» в Латинскую Америку.

— Все-таки отслеживала. Как удавалось?

— А как ты думаешь, каким образом я узнала, что ты уходишь на «Швабенланде», и даже умудрилась попасть на него? — иронично поинтересовалась Норманния, поднимаясь и неспешно приводя себя в порядок.

— Так, значит, твое появление здесь можно считать «спецоперацией Кассандры»?

— Да это изначально понятно. Вопрос в том, как мне это удалось. Тебя ведь это интересовало: как я узнала о твоих похождениях в Чили и Аргентине, кто уведомил меня о твоем назначении на авианосец и помог попасть в каюту ученых дам?

— Черт, я совершенно забыл о некоем генерал-адмирале Редере, числящемся твоим дядей!

— Двоюродным, но влюбленным в меня: Что же касается вас, барон, то в данном случае вас уже даже не осенило, а просто-таки озарило. Но самое удивительное то, что Редер оказывает мне эти услуги по собственной воле.

— И даже без вашего согласия, графиня?

— Во всяком случае, без моих напоминаний.

— С чего бы это?

— Считает тебя, — вновь перешла на «ты», — настоящим полярным и морским волком, и называет не иначе как Полярный Барон.

— А вы, графиня, согласиться с этим высоким и справедливым мнением никак не можете?

— Могу, но не желаю.

— Из мести.

— Кстати, — не стала ни подтверждать, ни опровергать его догадку Норманния, — ты даже не догадываешься, что прозвищем этим — Полярный Барон — ты обязан ему, главкому военно-морского флота генерал-адмиралу[21]Эриху Редеру.

— Брось, не может такого быть! — искренне не поверил ей фон Готт. — Скорее всего, оно прилипло ко мне благодаря стараниям кого-то из полярников. Или газетчиков. Из уважения ли, из ненависти — не знаю. В любом случае, мир все еще у наших ног!

— На одном из совещаний, забыв твою фамилию, Редер стал допытываться у присутствовавших адмиралов и капитанов цур зее: «А чем занимается сейчас этот, как его… ну, этот Полярный Барон?..» Кто-то сразу же догадался, о ком идет речь, и подсказал твою фамилию. Однако главком флота уже так и называл тебя: Полярным Бароном. Так вот, генерал-адмирал простить мне не может того, что мы с тобой поссорились, и считает, что в размолвке нашей виновата только я.

— И убедить его в обратном тебе так и не удалось? Как, впрочем, и меня.

— Однажды твой генерал-адмирал довел меня своими упреками до того, что я заявила, что не люблю тебя именно за то, за что он, адмирал Редер, тебя так безоглядно обожает. Но это его не облагоразумило. Даже за то, что, не посоветовавшись с ним, я стала унтерштурмфюрером СС…

— О, так ты уже лейтенант СС?

— …Он упрекал меня меньше, — «не расслышала» Норманния вопроса подполковника флота, — чем разлукой с тобой. Словно это я не себя с тобой разлучала, а его, генерал-адмирала Редера.

— И чем это кончилось?

— Даже не обиделся. Он, понимаете ли, считает тебя талантливым моряком-полярником и видит в тебе будущего гросс-адмирала. Мало того, он даже сумел убедить в этом своего ученика, фюрера подводных лодок Карла Деница, который и сам давно метит в гросс-адмиралы.

— Ладно, — проворчал барон, — оставим в покое адмиралов — нынешних и будущих. Сейчас меня интересует другое: если уж ты все знаешь, то, может быть, просветишь меня, кто такой Консул?

Норманния прекратила подправлять свою короткую стрижку и внимательно взглянула на фон Готта:

— Почему ты спросил о нем?

— Потому что именно от него мы должны получить инструкции, касающиеся нашей андской экспедиции.

— Очевидно, речь идет о Консуле Внутреннего Мира. Иного консула я просто не знаю.

— И что же он собой представляет?

— Не надо расспрашивать о нем, барон. Кроме того, что он является неким тайным агентом Шамбалы и сам фюрер подчиняется ему с еще большим подобострастием, нежели мы — фюреру, я ничем тебя больше не обрадую. Да, и еще одно: генерал-адмирал намекнул, что на самом деле бывшее трансатлантическое почтовое судно «Швабенланд» готовили для похода в арктическую часть Канады, куда-то в район архипелага Королевы Елизаветы, в котором ученых из «Аненербе» почему-то особенно заинтересовал остров Элсмир. Конечно же, для этой цели «Швабенланд» основательно переоснастили на гамбургской судоверфи.

— Север Канады мне всегда был ближе и понятнее, — напомнил фон Готт.

— Знаю. Но, по настоянию неких Высших Неизвестных, с которыми фюрер уже давно поддерживает медиумную связь, корабль отправили сюда, в Антарктиду. А к Элсмиру отправится другое судно. И попозже. Скорее всего, это будет специально переоборудованный для северных перевозок линкор «Дойчланд».[22]