Но когда на табло, венчавшем панель с кнопками, пятерка сменилась на четверку, все-таки не выдержал:

– Ну как, прошла?

– Похоже, провалила, – скорбно сообщила Жанна.

– Да ну-у?

– Ну да. А ты?

– Не знаю. Сказали – позвонят, если что.

– Мне и такого не сказали. Блин. Зря только время потеряла.

– Ну, попытка не пытка, – сказал Сева, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Все равно же опыт…

– У меня этого опыта – вагон и маленькая тележка.

– Понимаю… Ты все равно не переживай. Все через это проходили. Все будет клево, гарантирую!

– Угу.

Помолчали. На табло замигала цифра «2».

– Настроение паршивое, – сказала Жанна.

– Насчет горячего шоколада все в силе.

– Не люблю горячий шоколад.

– Давай тогда шаурмы у метро купим. С капусткой квашеной, с майонезом, с огурчиками солеными. Слопаем штуки по две, кефиром запьем – сразу все мысли о работе на второй план уйдут. Лишь бы добежать…

– Да ты шутник прямо.

– Ну, у меня бывают моменты.

На табло замигала цифра «1».

– Знаю тут кафе одно неплохое неподалеку, – сказала Жанна. – По чашке чая цветочного. Он отрезвляет, токсины выводит. А то от тебя перегаром за версту несет.

– От меня?? То есть я хотел сказать «ура!».

– Но только по чашке! И исключительно ради того, чтоб узнать, чем у вас там дело с холодильником и троянской осадой закончилось.

– О-о-о, там было поистине эпично!

– Не сомневаюсь. И еще. Чур, одно условие…

– Слушаю и внимаю!

– Ты не мог бы в мою сторону не дышать, пожалуйста! Спасибо.

Они выпили по чашке цветочного чая. Потом еще по одной. А потом еще заказали вафли с черничным соусом. И мятное мороженое с шоколадной стружкой.

Оказалось, у них есть и еще кое-что общее, кроме знакомства с любителем розовых рубашек артдиректором Артемом Палычем и исследователем скрытых потенциалов человеческого разума, полиграфическим королем Януарием Муриным-Альбинским.

Оба считали, что F. Андропоff и его «Агрономикон» – это очень круто, хотя и отдает каким-то безумием. Оба считали, что книжная серия Беладонны Фламберг про ведьмачку Беллу и старшеклассника Эдуарда – это просто мрак.

Оба считали, что в «Лосте» самый симпатичный Сойер, хоть он и мерзавец.

Оба не любили овсянку.

И предпочитали маслины – оливкам.

Еще сошлись на том, что «Артур», конечно, во всем уступает «Гладиатору», зато какая там отличная сцена, когда Клайв Оуэн стоит на холме, а остальные уезжают!

А самая страшная киносцена – это, конечно, в первой «Пиле», когда тот парень встает с кафеля и начинает играть музыка. Ну и еще каждый раз, когда в кадре появляется кукла Билли.

А самая смешная киносцена – когда Ник Фрост стреляет в воздух с криком «А-а-а!».

Впрочем, с «Твин Пиксом» не сравнится вообще ничто на свете.

Потом как-то само собой получилось, что за окном сгустились сумерки и повалил снег.

Крутясь невесомым пухом, падал снег, цепляясь за семицветный Жаннин шарф искрящимися кристальными звездочками. Все кружил и падал. Чистый, белый и какой-то на редкость настоящий, новогодний.

И ужасно не хотелось расставаться, хотя они добрели уже до самого двора дома, в котором жила Жанна, и за одним из этих ядовито-желтых окон дожидалась ее мама, звонившая на мобильный уже в третий, кажется, раз.

– Ну, пока?

– Пока…

– Стой-стой… У тебя на выходные какие планы?!

– Да никаких особо.

– Может, в кино?

– Можно попробовать.

– Угу. Было бы круто вообще.

– Ну, я пошла. А то мама уже изволновалась вся.

– Да, да. Пока!

– Пока!

Она направилась к подъезду, теряясь за хороводами снежинок, подрагивающих, танцующих на ветру.

Спрятав руки в карманы, Сева побрел к метро, с удовольствием глядя под ноги, на густой девственно-белый снежный ковер, хрустящий под ногами.

Сева потащился в сторону метро, чувствуя себя счастливым, как дурак. Хотелось приплясывать и подпрыгивать, стуча одной подошвой ботинка о другую. Хотелось беспричинно смеяться и даже, возможно, петь. Причем не из репертуара «Волколаков Перуна», а что-нибудь про солнечный круг и небо вокруг, и чтобы никогда не кончались – ни солнце, ни мама, ни «я»…

Еще полезли в голову какие-то непрошеные, в Интернете читанные полезные советы на тему первых свиданий, которые окрашены были теперь не в привычные тоскливо-серые цвета отстраненного наблюдения за чьим-то чужим личным опытом, а заиграли яркими красками персональной причастности.

Сева рассеянно подумал, как глупы все эти советы по поводу выдерживания паузы и частоты телефонных звонков…

Он остановился. В панике зашарил по карманам. Вытащил телефон, уже осознавая бессмысленность этого жеста…

Номер! Он же не взял номер! Растяпа! Болван!!!

Развернувшись на каблуках, припустил в обратном направлении.

Сквозь снежную круговерть пробился, долетел писк клавиш домофона – Жанна набирала код.

– Жанна, постой!

Сева добежал до подъезда. Впереди, в дверном проеме, на фоне электрического света проступил стройный силуэт девушки.

И пропал.

Что-то темное и грузное загородило его. Не было лязга закрывающейся двери – кто-то мягко придержал ее. Но зато раздался сдавленный крик, который тотчас оборвался.

Двое каких-то угловатых, плечистых, одетых во все черное, тащили Жанну вниз по ступеням, схватив под локти. Один зажимал рот рукой. Другой хватал за руки.

Взвизгнув, затормозил у самых ступеней микроавтобус.

– Какого черта?! – крикнул Сева, чувствуя, как бешено колотится сердце, как предательская дрожь бьет по рукам.

Сева обнаружил свое присутствие. Один из похитителей оглянулся.

Сева задохнулся, пораженный узнаванием и неуместностью, несуразностью этого лица – здесь и сейчас.

Какой-то дурной сон, бред, галлюцинация!

Из-под надвинутой на лоб черной лыжной шапочки равнодушно смотрели глаза – усталые, отечные. Рябоватое лицо крупной лепки. Седоватая небрежная борода, вернее сказать, щетина… Всплыла в памяти краткая рекомендация Мурина-Альбинского: «Наш ведущий специалист» – специалист по каким вопросам?!

– Вегард!! Вы что делаете?!